Сделать что-то из ничего

  Как-то привыкли уже к тому, что хороших новостей больше в мире не осталось. Их сняли с производства. Да и плохие все стали какие-то безликие - однообразные, узкие как крысиный ход, бесконечные. А если куда-нибудь и выберешься, то там будет ловушка. Или кошка. Да нет же, мы сами кошки! Независимые, с мягкими лапами и когтями. Хорошо, кошка, иди сюда, говорят новости. Мы будем по частям отрубать тебе хвост.

   И вот умер Михаил Яснов... Ещё один из тех, кто написал наше детство.

   Однажды на семинаре о проблемах современной детской литературы я видела его в президиуме среди почётных гостей - буйно, очень приметно кудрявого, в больших очках, сосредоточенного на своём. Выступать он не стал. Он умел делать. Он был против многословия и пустословия. 

   Про Иосифа и Пальтишко я покупала ещё сыну маленькому, и это было не столько чтение, сколько весёлая игра. Во-первых, нужно было подробно рассмотреть на странице все домики и выражение лиц всех людей, и куриц, и корову с кошкой. Во-вторых, непременно заглянуть в дыру, которая на самом деле не дыра, а такое окошко из было в стало: износил пальтишко, сшил куртку, потом жилет...

   И мир такой уютно-тёмный, как будто мы стоим во дворе в декабре, держимся за руки шестилетние, каждый из своего времени. Стоим среди старых трёхэтажных домов и смотрим, как светятся окна за красными, бордовыми, тёмно-оранжевыми шторами. И мы вот так защищены...

В конце-концов Иосиф сделал пуговицу и потерял её. Больше у него ничего не было.

 

   Это что же получается? Всегда можно сделать что-то из ничего? И нам тоже?

Нам, оцепеневшим и обессилившим от серых, крысиных новостей?

Опустившим руки.

Погасившим взоры.

Сложившим крылья.

Когда ничего вокруг столь густое, что сквозь него не просматривается даже самый слабый горизонт.

А вон, оно, значит, как.  Всегда можно сделать что-то.

   И плохая новость бывает не мертва. Потому что это не дыра. Это окно в другой мир.Мостик между было и стало.