Любить дракона

   Я бы ни за что не обратила внимания на садовый центр "Сияние". Но...дракон! Был он максимально ужасен, горбат и непропорционален, и вообще всё это не моё: год собаки, год свиньи, деревянную козу встречаем в жёлтом платье, огненная обезьяна обидится, если на новогоднем столе не будет бананов... Не счесть, сколько подарочных кружек с изображением всех символов всех лет отправила я в мусорное ведро.

   Всё так. Но большой безобразный дракон возле садового центра остановил мой взгляд, а потом всю меня, целиком. Остановила меня сизая пупырчатая, изящно согнутая в колене лапа. И вся фигура, как ни крути, была хоть чего-то, но символом.

   Дракон не умеет быть мелким. Он расширяется в пространстве помимо воли его создателя. Уж я знаю. Однажды я сама создавала дракона для новогоднего конкурса школьных стенгазет. Мы тогда всей редколлегией не пожалели ни сил, ни времени, ни фантазии, ни разноцветной гуаши. Задуманный дракон не уместился на одном ватманском листе, и для его продолжения мы приклеили второй. Гармонично разместили витой хвост и три головы, из каждой пасти исторгли жирное красное пламя. Это было большое творчество, большой огонь и большая любовь.

   Мы гордились, и мы победили! Мы и праздник переживали так - ярко,крупно и вдохновенно.

   Потом, через целую двенадцатилетнюю вечность снова был год дракона. Следующие двенадцать прошли именно как двенадцать. А ещё следующие - строго по Пастернаку: "Не оглянешься  - и святки. Только промежуток краткий, Смотришь, там и новый год."Давно уже ни земляной тигр, ни подводный кролик, ни огненная лошадь никак не могут повлиять на мои салаты и на мои платья. Но дракон по-прежнему рвётся за пределы: школьной победой, первым новым годом моих детей, нелепой перепончатой фигурой возле садового центра.

И сбоку маслина

   Нужно, чтобы герои фильма ели на ужин греческий салат. Ведь это явно он стоит в глубокой стеклянной вазе, в самом центре уютного низкого столика на двоих. Отчётливо просвечивают сквозь стекло угольные маслины и белоснежные кубики сыра. О помидорах и говорить незачем.

   Что-то и на тарелках лежит привлекательное, хорошо купленное в хорошем магазине, правильно приготовленное. Сейчас его будут резать и немножко есть во время разговора: отправят изящно в рот небольшой кусочек, немедленно вытрут губы полотняной салфеткой. И больше к ужину не прикоснутся. Не потревожат столовой ложкой великолепный греческий, не положат первой горкой на тарелку сбоку, не возьмут добавки. Так всегда бывает в кино.

   Но мы-то здесь не роль играем, мы люди живые! И греческого салата захочется немедленно. С такой силой, что хоть из дома беги - за маслинами и остальным. Оливковое масло, кажется, есть.

   Лучше всего бежать в ранних, нежных сумерках, которые прямо на глазах будут густеть, как кисель, а лучше как холодец. Наливаться светом и цветом больших и малых огней. Ноги вязнут во вчерашнем снеге, который плавно переходит в сегодняшний и будущий. В вечный. Маленький минус установился в городе, близкий к оттепели, но всё же зима. И кажется, что это и есть самая достоверная картина мира.

   Хорошо идти по такому миру с мыслью о греческом салате. И первыми бросятся ко мне в корзину именно маслины; ищи их в такие дни в первой линии, наравне с грудами мандаринов, горошком и шампанским. Потом найдётся и сыр "Фета", огурцы с помидорами декабрьские, условные. Окропим их оливковым маслом и авось оживут. Красный лук? Есть и красный. Хорошо и спокойно бывает человеку, когда у него всё есть.

   Даже в точности такая стеклянная ваза, как в фильме. Горкой всё туда и тщательно, бережно перемешать, чтобы кубики сыра распределились равномерно. И сбоку маслина. И с другого боку опять маслина.

   Всё, как я и хотела. А в мультиварке подходит уже, подаёт самые пламенные надежды, картошечка с не хуже мясом,чем в кино. Так же можно цеплять его на вилку, вести разговор. Только не как в кино, а как в жизни. И снег в ближайшие два часа в городе не прекратится. И ёлка в том углу явно смотрится лучше. Почему мы раньше так не ставили?

Приехал сахар

   Приехал сахар! Приехали специальные щипчики. Из очень твёрдой стали щипчики, чтобы колоть очень твёрдый сахар. Я специально их так и заказала - парой. Потому что сахар тот - кусковой, голыми руками его не возьмёшь. Я давно искала, я его ждала. И как люди жили раньше без доставки? Без такой удобной, быстрой, исполняющей почти все желания доставки?

   А жили вот так. В одной руке держал дед очень белый, очень твёрдый и цельный кусок необработанного, дикого сахара. Другой рукой, в которой специальные щипчики, без усилий, непринуждённо, откалывал дед от куска маленькие острые лепестки. Так неизвестный мастер каменного века быстрыми, точными, веками отработанными движениями создавал каменное орудие труда. С таким расчётом, чтобы через много веков это зубило могло дойти до потомков и попасть в учебник истории для шестого класса.

   Полученные лепестки складывал дед в стеклянную, специальную сахарную тарелочку. А чай к тому времени был уже готов.Чай на колодезной воде, с особым известковым привкусом здешней земли. Можно было садиться у окна и пить вприкуску - как в книгах, как в старину у самовара. Как из блюдца купчиха на картине с арбузом и котом.

   А ещё вкуснее было без чая. Просто так. Гораздо лучше конфет. Даже лучше тех шоколадных аристократов, которые были одеты под фантиком ещё в две одежды - серебряную и полупрозрачную бумажную. Ходить по двору и грызть сахар. Если бы меня спросили тогда, что такое счастье, я бы ответила не задумываясь.

   Когда заканчивались лепестки, дед брал новый кусок цельного, необработанного сахара. Снова брал щипчики, играючи рассыпал монолит на новую порцию лепестков. А хранились у них с бабушкой запасы сахара в полотняной наволочке. Сухо стучали и не заканчивались никогда.

   Это был да, сахар. Настоящий. А тот, другой, называли "песок". А каким жалким и слабым казался мне по сравнению с настоящим сахаром из наволочки идеально кубический, правильный рафинад. Он казался просто никаким. Иллюзия, подделка.

   Но сейчас-то мне зачем эти крупные, твёрдые, ослепительно белоснежные глыбы? Чтобы сложить из них слово "вечность"? Но не бывает никакой вечности в мире людей. Просто обрадовалась, когда заказ пришёл. Крупно, по-настоящему, как первобытный человек.

   И щипчики в придачу.

Моментальный снимок

   В ту субботу было +2, а в эту стало уже -36. Именно в эту, другую, субботу и предстояло идти в театр. Я так специально и любовно выбирала билеты: чтобы связано с Пушкиным, чтобы уже чувствовался явственный декабрь.Чтобы выйти после спектакля в уютную, полную огоньков и огней тьму, и - хруп, хруп - тихонько пойти по новому, мягкому снегу не сразу в сторону дома, а сначала куда глаза глядят. А глаза будут разбегаться: один - в сторону светлой витрины, полной медведей и пингвинов; второй остановится на большом матовом шаре; а третий, внезапно открывшийся глаз стремится выше, на уровень пятого этажа, где переливается в окне чья-то ранняя, нетерпеливая гирлянда. И крупные, все до единой уникальные, снежинки, будут и будут падать и падать без разбора на всё подряд...

   Да и как может быть по-другому, если спектакль называется "Онегин. Письма"? Очень даже запросто может быть по-другому. Например -36. От метро бежать через сквер ровно три минуты. Но вмешивается безжалостная, твёрдо и окончательно доказанная теория относительности. Три минуты - это бесконечность. Воздух похож на ледяной куб, который прочно встаёт поперёк горла и не двигается ни туда, ни сюда. Но даже с кубом в горле невозможно не заметить, как велик и прекрасен этот трёхминутный путь: ничего, кроме белого, кроме стужи, кроме безмолвия и покоя.

   Как бы ни был захвачен дух от мороза, всегда остаётся некоторая его часть, которую захватит восторг от того, какие вдруг стали ели, не говоря уж о берёзах. Как в сахарной глазури - приходит на ум первое и банальное. Но ведь правда похоже. Хрупкая эта красота создана для запоминания. Для мысли о том, как жалко будет руку, если я сейчас остановлюсь и сниму перчатку ровно на пять секунд.

   Город пуст. Город сидит по домам. Кроме безумных, которым и в -36 нужен "Онегин" и нужен Пушкин. И кто-то уже снимает в гардеробе верхние, самые тёплые лыжные штаны, остаётся в штанах торжественных, готовых к встрече с прекрасным.

   И вот уж театр, как водится, полон. Двести раз читала я этот роман, а он по-прежнему неисчерпаем. Девяносто девять раз споткнулась я глазами о строчки: "Он в том покое поселился, где деревенский старожил лет сорок с ключницей бранился, в окно смотрел и мух давил..." Вот прямо лично барин и давил, а не Анисья с Настасьей? Прямо пальцами?

   И лишь на сотый раз узнала я, что "мухой" называли в те времена рюмку для наливки (и выражение "быть под мухой" - отсюда). Это же совсем другое дело! И хоть бранился с ключницей барин Дмитрий Ларин целых сорок лет, а всё же никто лучше неё во всей округе не делал ни ерофеич, ни спотыкач...

   Я и в тысячный раз послушаю "Онегина", и в -36. Ровно 200 лет назад начал Пушкин свою первую главу, в неполных свои 24 года.

  "Морозной пылью серебрится его бобровый воротник..." Моментальный и вечный снимок. Моментальной и вечной зимы. Заглянул на минуту в нашу субботу и полетел дальше.

Виден снеговик

   В окно мне виден снеговик. Когда в городе появляются эти милые шарокатные люди, значит, зима пришла настоящая. Можно выдохнуть и успокоиться месяца на четыре: пришла.

   Стоят снеговики укромно - в парках, во дворах. Вчера не было, а сегодня есть. Идея снеговика возникает внезапно, спонтанно - в тот самый первый день, когда горшочек вдруг начинает варить с утроенной силой, будто извиняется, что так запоздал. И густейшая тихая каша повалит в город сразу со всех четырёх сторон света, и особенно сильно - с пятой стороны, с неба. Каша повалит не переставая, залепит лицо: ну-ка, ещё столовую ложку, без разговоров. За всех, до самого первого косматого прадедушки, который умел добывать огонь, быстро-быстро вращая деревянную палочку между ладоней. Так он добывал, а потом закутывался в шкуру и зачем-то садился у порога пещеры, смотрел на снег. Смотрел на снег. Лично мой самый первый прадедушка был именно такой. От так смотрел на снег, что не сразу слышал, как его зовут есть жаренное на добытом огне мясо...

   И вот город готов, мир готов. И встал в мире первый снеговик. Невозможно удержаться от снеговика, и эффект снежного кома подтверждается во всей красе: маленький шарик превратился на глазах в грузный, неповоротливый, неуклюжий - но это мы ладошками потом обхлопаем, придадим форму, усовершенствуем.

   Кто-то, не в силах совладать с азартом и восторгом,собирает в ком полдвора, а во второй ком - другую половину. За головой идёт в двор соседний. Ставит фигуру ростом с себя, как всякий художник неминуемо создавая автопортрет. Старательно  работает над выражением лица...

   Но чаще всего первый снеговик мал и прост. Незамысловат и этим мил. И нос у него обязательно будет морковка. Именно такой и виден мне из окна. Наступает новый день, а он снова виден. Прошёл дворник с лопатой - а снеговик виден! И вечером в свете фар и фонарей - виден, виден. Так отчётливо, что невозможно поверить в то, что большая часть населения планеты в жизни своей не видела снега.

Конец авангарда

   За год календарь становится родным. Утром каждого нового дня первым делом я смотрела не в зеркало, а в календарь. В принципе, говорил он примерно то же самое, что и зеркало, только мягче, деликатнее. Всего на один квадратик, на одно деление - вперёд.

   Я передвигала на один квадратик вперёд. Раз в месяц отрывала сразу три страницы. Как маску, под которой обнажался какой-нибудь новый, неизвестный ещё июнь или октябрь. И вот уже настоящее время ушло куда-то вверх и стало прошлым. А ближайшее будущее открылось, и стало ясно, что день рождения подруги придётся точно на вторник. Я бы и так ни за что не забыла, но с календарём спокойнее.

   Замечательный человек придумал эти длинные календари, которые показывают сразу три куска времени. А ещё один кусок - январь - в подарок тем, кто не успел вовремя обзавестись следующим календарём. Или кому вдруг не подарили. 

   Как мне. И раз уж так вышло, нужно срочно купить новый, пока есть ещё в запасе январь. Чтобы место на изнанке входной двери не осталось пустым - как провал дома, как безвременье без квадратиков, пятниц и без лица.

   А это совсем не простое дело. Потому что красивых, родных календарей в мире мало. А некрасивых - много. Насилу попадётся после многочисленных попыток какой-нибудь авангард, мелькнёт геометрия Малевича, плотно набитая фигура жёлтого человека. Хорошо и неожиданно срифмуется с блокнотом "Авангард", в котором я буду писать подряд 365 дней. На очень подходящей, желтоватой плотной бумаге. С очень  подходящими картинками там и тут. Но пустого пространства больше.

    Когда-то я бы написала на такой бумаге письмо. Может быть, даже в декабре. Декабрь очень подходит для писем, для настольной лампы, для долгих взглядов в очень короткие сумерки, для кусания колпачка авторучки. Так ложится на бумагу всё самое главное. Так запечатывали, так опускали в ящик. Так начинали ждать. Декабрь очень подходящий для этого месяц - чтобы ждать...

   Но кто теперь пишет письма, даже на плотной желтоватой бумаге? Вот и я не пишу. Так что-то, в блокноте, для себя. Про себя. Непонятно зачем. Чтобы они подошли  к концу вместе и вовремя - календарь и блокнот? Ещё одна прожитая геометрия - изобилие квадратиков, пересечение прямых и странно набитых людей.

   И новое, будущее нужно тоже так выбрать - чтобы совпало.