В детстве весна наступала для меня в тот момент, когда становилось ясно прямо с утра. И на улице ясно с утра, и в мозгах ясно: а ведь можно сегодня и без варежек. Так происходила смена эпох. Зима становилась временем, которое на уроках истории обозначали - до н.э. Там время текло наоборот, и шестьдесят третий год был раньше одиннадцатого. В точности как зима - чем дольше идёт, тем бесконечней кажется.
Зима продолжалась как каменный век - сотни тысяч лет. Люди поддерживали огонь, кутались в звериные шкуры. Если не спалось, рисовали оленей и быков. Но спалось гораздо чаще. У меня зимой ужасно мёрзли руки, гораздо сильнее, чем лицо. Поэтому я делала так: сначала надевала трикотажные перчатки, а уж сверху - бабушкины варежки из кроличьего пуха. У варежек было свойство: сначала не очень пухлые, они превращались постепенно в два белых шара, похожих на преувеличенные кроличьи хвосты. Варежки много раз сохли на батарее, но всё равно оставались мягкими и тёплыми, сколько бы ни длилась зима.
Зима казалась самым древним временем года ещё и потому, что с ней были связаны самые древние вещи. Зима начиналась летом, когда я смотрела, как моя бабушка добывает пух - чешет специальной чесалкой очень нежного белого кролика, держа его за уши между небом и землёй. Кролик висел, как куль, его нереально красные глаза застывали от ужаса. Кролика было жалко. Но я твёрдо знала, что когда его, причёсанного и сильно от этого похудевшего, отпустят обратно в клетку, уже через пять минут кролик забудет все невзгоды и вернётся к тщательному пережёвыванию травинки. А с пухом произойдёт дальнейшая метаморфоза, в наше время почти полностью утраченная.
Да, я видела своими глазами, как пучок пуха, заправленный в прялку, превращается в живую, тёплую нить. И веретено тоже крутится как живое. Только об одном этом мгновении можно было бы написать сочинение "Как я провела лето" на трёх листах. И ещё три листа о висящем между небом и землёй кролике. О древнем зимнем мире, конец которого злее начала.
Но, конечно, я ничего такого не написала. Я просто носила в школу варежки на перчатки. До того самого утра, когда приходила весна.
Вот теперь можно пошевелить пальцами! А то ли ещё будет днём. Очень ясным, и даже яростным днём, когда в мире закручиваются вещи невероятные и забытые, как веретено. Когда на ходу можно снять перчатки и набрать полные руки неправдоподобно тёплого ветра. И руки немного сойдут от этого с ума, у рук закружится голова, и они сунут перчатки мимо карманов.
Только так я могу объяснить, почему весной мне всё время попадаются на дороге потерянные перчатки. Перчатки, упавшие в сырой снег, уложенные на солнечную ступеньку, надетые на столбик металлической ограды - чтобы тот, кто, может быть, вернётся, увидел издалека. "Разве не знаете вы, легкомысленные руки, - спрашивает весна, - как у нас бывает? Что это ещё не совсем правда, и снег может вернуться, прорваться в любой момент? И тогда вы спохватитесь, зашарите по карманам. Радуйтесь, руки, но не теряйте головы."
Но руки всё равно теряют - и голову, и перчатки.