Зависнуть на баранках

   Когда задали учить наизусть Есенина, Игорян сказал, что, в общем, ему нравится, по энергетике. Как будто в деревне сидишь у печки в толстых шерстяных носках, с не менее толстым и шерстяным котом в объятиях. Это ощущение. А половина слов непонятна. Как перед живописной картиной, которая шедевр: свет идёт, а как сделано, как связано в единый мир - неясно.

   Скрупулёзный разбор стихов на детали - отличный оздоравливающий компресс для современного двенадцатилетнего мозга. Да и взрослому мозгу тоже не повредит.

   "Гой ты, Русь моя родная!" Что такое: гой ты? Ну, это легко можно найти в интернете: старинная славянская форма приветствия, которая означает "Будь здоров!" или "Будь жив!" В былинах "Ой, ты, гой еси, добрый молодец!" помнишь? Помнишь. А дальше?

   "В ризах образа...", "захожий богомолец"... Или вот это:

                                     А у низеньких околиц

                                     Звонно чахнут тополя.

   Однако, ребусы разгадывать полегче - там, где стоит запятая на месте пропущенной буквы, а ЛНА в кружке О означает: волна. А здесь? Дело явно идёт к осени ("Пахнет яблоком и мёдом по церквам твой кроткий Спас" - три загадки на семь слов), и подсохшие листья шелестят на ветру, как золотые монеты. Мне представляется именно "золотистый тополь", бархатный с изнанки; очень есенинский цвет, особенно на фоне сини.

                                     И гудит за корогодом

                                     На лугах весёлый пляс.

                                     Побегу по мятой стёжке

                                     На приволь зелёных лех...

   Я и сама не знала, что корогод - это хоровод, а лехи - луга. А когда все тайны разгаданы, хочется ещё, новых найти. Открываем наугад.

                                     На плетнях висят баранки,

                                     Хлебной брагой льёт теплынь.

                                     Солнца струганые дранки

                                     Загораживают синь.

   Милая, уютная картина: домик под жёлтой соломенной крышей, аккуратный плетень, на котором, как на самоваре, развешаны бусы свежих, ароматных баранок. В левом верхнем углу, естественно, солнышко...

   Всё хорошо. Только зачем баранки-то развешивать на плетне? Что за русская народная причуда? На плетне хорошо сушить перевёрнутые кринки, сапоги, подушки. Но зачем искушать баранками пролетающую в небе птицу и разгуливающего по двору зверя? А если дождь? Бельё успели занести. А баранки, баранки не забыли?

   В шестом классе я бы тоже проскочила мимо. А что? Всё нормально. Автор хотел сказать то, что сказал. Поэты, они вообще странненькие. И потом, уже в девятом, когда пришёл черёд "Мёртвых душ", я с такой же лёгкостью перепрыгнула через Гоголя:"...внизу были лавочки с хомутами, верёвками и баранками."

   Задуматься бы, да недосуг. Почему в лавке с конскими товарами продают хлеб? Я сама купила бы к чаю изделий, пропахших кожей, дёгтем и новенькими верёвками?

   Зато теперь самое время зависнуть на баранках. А великий, могучий и безотказный Даль поможет, растолкует. Баранки есть нанизанные на верёвку деревянные шарики; сворачивают кольцом, надевают на лошадиные ноги, чтобы не сбивали и не стирали. Вон оно что. Теперь всё ясно, и с Есениным, и с Гоголем

   Это совсем не про хлеб. Или всё-таки про хлеб? Про насущный и единый. Про тот, которым жив человек.

А выйдет запеканка

   С кем в жизни не бывало? Возьмёшь с молочной полки привычным жестом бутылку или тетрапак, и вдруг упрётся взгляд в творог. В матовом пакете творог какой-нибудь очень привлекательной жирности: пять, а то и все девять процентов. Это значит: нежный, трепетный. Очень и очень полезный. Не купить ли творог?

   Итак, решено. С завтрашнего дня буду регулярно есть на завтрак очень полезный творог. Вот так вот возьму красивую и толстую керамическую пиалу, вытряхну туда разумную порцию. Потом щепотку, а лучше две сахару. Ложку сметаны... Подумаю, как Жванецкий, и для мягкости ещё одну ложку добавлю. Так.

   Чёрную смородину или малину нужно достать из морозилки заранее. И такой огромный почувствуешь прилив любви к себе, когда поверх белого утвердишь ягодное. И потекли тонкие красные ручейки по молочному в разные стороны, как будто картину пишу. А если не захочется ягодного, можно порезать кружочками одинокий банан - и снова картина. И сделано прямо с утра большое и доброе дело.

   Так берётся с молочной полки свежий творог. И, в пару к нему, самая густая из всех доступных сметана. А завтра как раз понедельник.

   Как раз понедельник. А потом вторник. А потом и среда - маленькая пятница... И цифры на боку творога говорят, что срок его годности уже почти истёк. Но ещё не всё пропало. Ещё можно и нужно успеть!

   Из глубокой древности, из детсадовских времён пришло к нам это милое и всегда уместное блюдо. Имя у него совсем домашнее - запеканка. Перемешать мгновенно всем известные компоненты - и в духовку. И творог спасён!

   Теперь перевернём на красивое блюдо, разрежем как торт. На каждый кусочек уложим, как белую розу, произвольный клубок густейшей сметаны. Или заранее размороженную смородину и малину. Или одинокий банан. В конце-концов можно плеснуть художественно (чтобы стекало с боков) сгущённое молоко. От перемены мест слагаемых сумма не меняется.

    У меня так почему-то всегда: если глаза упираются в творог, то обязательно из этой затеи выйдет запеканка.

Многоптичие

   В марте на рассвете внезапно пришло сквозь сон, что слова "ворчать" и "ворковать" исторически однокоренные: что-то есть в них общее, без конца повторяющееся, полуясное, но в то же время эмоциональное...

   И в тот же миг за окном голуби грянули! Подтвердили хором, от всей души. Собралось голубей на архитектурном уступчике нашего дома немало. Утробно и страстно, и очень слаженно издавали они снова и снова звук, в котором чередовалась глубокая нежность птичьего сердца, томные порывы и переливы, с гулкими, унылыми, инфернальными завываниями, которые моментально прогоняют сон любой крепости. И то: зима прошла, сколько можно спать? А можно мне ещё полчасика?

   "Нет!" - рявкнет во всё горло поверх голубиных туманных и томных стонов резкий чёрный голос. С таким гневом и досадой, будто и правда сыр выпал. Но в центре большого города не бегают близёхонько лисы и не падают с неба завтраки. Значит, ворона просто так, на ель, а лучше на тополь взгромоздясь, призадумалась, но...

   Весна существует в мире не для того, чтобы призадумываться. Призадумывайтесь на здоровье осенью, а весна рвётся наружу. Голуби рвутся группой, вороны - индивидуально. Всей толпой рвутся мелкие, невидимые синицы и воробьи - такие привычные, что их весь год не замечаешь, как воздух. 

   И только ранним, уже по-настоящему весенним утром оказывается и слышится, что они все здесь. Где-то совсем рядом, в голых ещё ветвях. Все вместе создают огромное слово "гомон", которое нужно будет придумать человеку много тысяч лет тому назад.

Путь книги

   Иные книги приходят в дом неизвестными путями. Как-то появляются. Я не знаю, не помню, откуда у меня взялся "Онегин" 1964 года выпуска. Но точно я ни у кого не брала его "почитать". Это комично. Я бы скорее подумала, что "Онегин" этот самостоятельно завёлся на моих полках, в толпе других пушкинских изданий. Материализовался, в изначально потрёпанном, чтобы не сильно бросаться в глаза, виде. Отпочковался. Да только ведь высшие почкованием на размножаются.

   Стало быть пришёл сам, издалека, из рук в руки. И сколько было тех рук, теперь не установишь. Только самые первые руки я представляю себе очень хорошо. Осторожно открыли они ещё неподатливую обложку, хрустнул переплёт. Старательно вывела чернилами правая и первая рука, ни обронив по пути ни единой кляксы: "Мария Прокофьевна! Поздравляем вас с Международным женским днём 8 Марта! Ученики 3 "В" класса."

   Давно уже нет на свете Марии Прокофьевны, которая учила так писать: нажим, соединение... Ученикам 3"В" класса исполняется в этом году по 70 лет... Но всё это было, и это правда, записанная без единой ошибки.

   Ещё заранее, в феврале, стали задумываться Стриженые затылки и Косички в бантами. Стали обсуждать, тайно и сами. Это уж совершенно точно - сами. Потому что третий класс - не первый. Третий класс - большие, и в помощи родительского комитета они не нуждаются. Собираем по гривеннику? Да, гривенник будет в самый раз. Это выйдет со всего класса (арифметика, устный счёт!) три, а то и - страшно сказать - четыре рубля! Колоссальная сумма. "Онегин" стоит 55 копеек, значит, хватит ещё и на цветы. Или на вазочку. Что можно ещё подарить учительнице в 1964 году? А потом самая круглая отличница с лучшим почерком подписала. На память. На долгую память. На очень-очень долгую память.

   Наверняка у Марии Прокофьевны были дети. И в 9 классе им не пришлось идти в библиотеку - это так удобно, когда дома есть собственная книга. Вот только надпись на обложке... Это вещь интимная, не для чужих глаз. Такую надпись не принесёшь на урок в 15 лет, а текст нести надо, и другой книги нет. Поэтому - шариком уже - густо зачёркнуты поверх чернил и Мария Прокофьевна, и 8 Марта, и весь 3"В" класс. Сразу не разберёшь, но если постараться, всё равно видно...

   А может, всё было совсем не так. Не дети, а внуки. Или не было ни первых, ни вторых, зато были третьи. "Онегина" они тихонько присвоили, а следы скрыли. Путь книги непредсказуем, и даже иногда тернист.

   Одно можно сказать наверняка: читали. Уж так читали! Возле многих строф карандашные пометы: "Выучить, выучить наизусть, наизусть, хандра, деревня..." Неужели они в самом деле так учили? Готовились? "Хранили многие страницы отметку резкую ногтей..." Ногти тогда были запрещены, в 1964 и позже, но карандаш был. И это тоже наизусть, и это. Неужели так и учили?

   А почему бы и нет? Если даже 3"В" сообразил на 8 Марта для Марии Прокофьевны.

Взгляд на гриб

   Шампиньоны в упаковке такие ровные, как будто на них посмотрели. Это у нас в детстве было такое поверье: если посмотреть на гриб, то он больше не вырастет. Не скажу, что я верила, но с другой стороны... Гриб тоже можно понять. Только он поднялся на рассвете, таинственный и нежный, из душистых недр лесных, только вздохнул всем грибным телом: здравствуй, мир! И вдруг - жадные, азартные, проникающие под любой лист, под любую хвоинку, глаза грибника. Как-то это всё неприятно, грубо. А грибы ведь очень ранимые, странные. Грибы себя ищут меж растений и зверей. И не находят, потому и царство у них собственное. И всё, и не лезьте в душу.

   Нет, лезут! Идут со своими палками, ножами и корзинами. Идут на рассвете в сапогах. Смотрят, ненасытные. И как тут не перестать расти? Ведь это потрясение для шляпки и для ножки. Стресс.

   Не скажу, что я верила. Но как проверить? В один и тот же лес, как в реку, не ступишь дважды. И гриб тебя ждать не будет. Почему-то я это знаю точно: не будет ждать гриб, рождённый дремучим, вольным лесом.

   Вот шампиньоны из упаковки - другое дело. Выращивают их промышленно, на каких-то сумрачных фермах. А специальный человек, в должности взирающего на шампиньоны, приходит в определённый день и час, когда грибы достигнут нужного, одинакового размера, и смотрит. Готово. Партию можно срезать и отправлять в сеть магазинов.

   Где учат взирающих на шампиньоны, я не знаю. Это редкая профессия. Тонкая и чувствительная. Не всякого стобалльника ЕГЭ примут на тот факультет, там как-то по другому отбирают и собеседуют. Там с грибом должен быть симбиоз.

   Очень приятно режутся одинаковые шампиньоны для супа. На четыре части, или тонкими пластинками, в точности похожими друг на друга. Целая доска плоских грибов. Аромат от них исходит очень тонкий, а в супе будет ещё тоньше. Они ведь не лесные, тревожные, и точно знают, для чего появились на свет. Нашли себя и не боятся ничьих взглядов. Без комплексов и депрессий, один к одному. Идеальные представители царства.

   А...зачем тогда ходят люди на рассвете в сапогах и с корзинами? Зачем смотрят, не обученные ни на каких грибных факультетах?

Магия блина

   Сколько было уже зароков... Ложиться спать раньше, минимум за час до полуночи. Ведь в семь пятнадцать утра будет тяжело, местами просто невыносимо. Но бесполезны те зароки. К тому же бывает и приятно посмотреть в окно на пустынный родной двор, освещённый тремя лампочками над тремя подъездами. Двор трижды безлюдный, с первобытной кучей снега, которую днём сбросили с крыши и, может быть, когда-нибудь увезут. Какой бы ни была малоснежной городская зима, куча во дворе всегда рекордная. Это закон жизни. Поздней и глухой ночью снежная гора во дворе усиливает молчание  мира.

   А мне нужно поставить на проветривание и лечь наконец спать...

"Хруп-хруп... хруп-хруп..." О, это звук известный. Днём подтаяло, к ночи подморозило, и характерный хруст, усиленный пустотой двора, означает одно: идёт человек. И не просто человек, а человек идёт курьер, весь в красном и с красным коробом за плечами. Прямиком идёт к нашему подъезду, а это значит, что кто-то из соседей в этот поздний час не только не спит, но ещё и ест!

   Уж не блины ли он ест первый в мире, в честь наступившей Масленицы? Неминуемо наступившей, несмотря на на гору снега, на то, что подморозило. Несмотря на полный, подлинный "хруп-хруп" в ночи. Несмотря на то, что первый месяц весны в наших краях всегда выходит комом. Ледяным, как правило, комом выходит он на человеческом пути, коварным кукишем. Но в том и состоит магия блина: первый - комом, а зато потом - как по маслу. И не было ещё такого случая, чтобы не растаяли крыши, не обезумели голуби, не подули вдоль и поперёк улиц другие ветра.

   Не было ещё такого случая, чтобы люди не съели блин в честь нового солнца. А где один, там и другой. И немедленно третий. А в горячей стопке их ровно тридцать восемь. Или пятьдесят шесть. А то и вовсе сто двенадцать. Изжаренных непременно дома, кто же заказывает блины в доставке? И в коробе принёс курьер что-то совсем другое. Но если я всё равно не сплю, нужно ведь было придумать что-то фантастическое.

Новейший "Онегин"

   Новейшего, от режиссёра Сарика Андреасяна, "Онегина" посмотреть хотелось немедленно, в день премьеры. Несмотря на очень вечерний сеанс, желающих набрался полный кинозал. Удивительных, уникальных и очень-очень разных людей нашего времени.

   "Теперь сходитесь!" Четыре смертные ступени, выстрел! И падает, падает на снег, падает в вечность несчастный Владимир Ленский...

 - Неужели убил?! - горестно выдохнула дама в соседнем, по левую руку от меня, кресле.

   Так ведь в девятом классе ещё убил, сударыня. Право. Как же это вы так обдёрнуться изволили? Но и это всё тоже - Пушкин. И всё -  про него.

   Отмельтешила реклама, начался фильм. Решено: никакой предвзятости, просто смотреть. Смотреть, как едет в карете, а кругом - только просторы. В стотысячный раз слушать про дядю честных правил...

   Минут через десять стало ясно вполне: медленно. Всё очень неспешно, но в том и заключается правда. Это мы здесь привыкли к суете, к листанию ленты, мельканию новостей, дней и часовых поясов на высоте одиннадцать тысяч метров. А вот они там жили совсем в другом темпе, и говорили так, и перемещались в пространстве. И чувства были у них именно такие: краснели именно удушливой волной именно слегка соприкоснувшись рукавами.

   "Но мне порукой ваша честь, и смело ей себя вверяю"... Мудрено настучать такое сообщение пальцем в Телеграме. А тут - на полный широкий экран свежая чернильная строка, живая, ещё не просохшая; и слышно, как скрипит перо, и угадывается, как бьётся влюблённое сердце...

   Два с половиной почти часа непрерывного эстетического наслаждения, вот что такое новейший "Онегин". Настоящий звон настоящих хрустальных бокалов, наполненных настоящим шампанским, костяной стук бильярдных шаров, стекающее с ложки крыжовенное варенье... И зама, и лето. А что за осень! Палый кленовый лист поднимает тонкая рука в тонкой перчатке. И музыка. И выше всяких похвал костюмы. И танцы, в которых нет ни одного мешковатого, даже на именинах Татьяны. Что уж говорить про столичные балы? Глядя на то, как изящно подпрыгивают мужчины всех возрастов, облачённые в мундиры, обтянутые белыми панталонами, веришь безоговорочно: да, именно так они и жили. Каждый вечер они жили именно так.

   "Шум, хохот, беготня, поклоны, галоп, мазурка, вальс, меж тем, между двух тёток, у колонны..." Меж тем спасибо отдельное создателям фильма за медведя. За то, что не осквернили Танин сон несносной компьютерной фигурой, которая и когтистую лапу вполне натурально подаст, и понесёт через снега в неизвестность. Вот этого не надо. А этого и не было. Медведя не было никакого. Зато остался Пушкин.

    Не покинуло и слово "классика". Несмотря на то, что герои фильма говорят прозой. Хорошей, отнюдь не оскорбляющей слух. Но ведь так и было. Это нам уже потом Пушкин всё стихами рассказал, а Ларины, Ленский, Онегин - все они просто люди, и общаются между собой как нормальные люди. Как мы. Как мы почти.

   А вот поэтические вставки, читаемые Владимиром Вдовиченковым, были местами небрежны. В стихах Ленского он падет стрелой не "пронзённый", а именно "пронзенный". И про осень тоже. Не "наступала" довольно скучная пора, а "приближалась". Ведь рифму убиваете. Всем одержимым это слышать очень больно и досадно. И когда Онегин называет уже два года  замужнюю Татьяну "княжной"... "Как уст румяных без улыбки, без грамматической ошибки я русской речи не люблю"? Но Пушкин имел ввиду совсем другое.

   Впрочем, Виктор Добронравов в роли Онегина хорош. И все остальные, вплоть до второго плана соседки Скотининой. Кто-то скажет: возрастные они уж очень (кроме разве что "старушки Лариной"). Но я верю и увальню этому Ленскому, и похожей на счастливую матрёшку Ольге. И даже мужу её улану, у которого на лице написано, что он улан, и ничего сверх того. И Татьяне я верю тоже, и верю её письму. Кто сейчас помнит, сколько лет статуе Зевса или Афины? Они - вечный мрамор, потому что они созданы. И вечная в них загадка. Вечный не ответ на вопрос.

   Почему, ну почему Онегин выстрелил? Ведь он же не хотел.

В начале был куб

   Яркое воспоминание, из тех, что на всю жизнь. Тёмно-коричневый куб на прилавке, примерно на уровне моих глаз, от чего и кажется таким огромным. Огромная, гораздо больше всех известных мне взрослых людей продавщица берёт время от времени огромный, действительно бармалейский, нож! Уверенным, сильным, упругим движением отделяет она от куба пласт. Нож идёт вязко, и куб как будто слегка сопротивляется - неуловимое движение частиц, заметное только в детском микромире. В большом мире это называется: отрезать.

   Видно, что куб очень приятный по своему строению. Но проверить это, потыкав пальцем, безусловно, запрещается, это-то ясно. И руки не мыты, и куб чужой, магазинный. И у продавщицы вон какой бармалейский нож и связанный с мыслями о страданиях белый халат. Итак, трогать куб нельзя. Но зато можно купить пласт.

   И вот тогда наш собственный пласт завернут в хрустящую коричневую бумагу, которую ещё никто не называет крафтовой. А дома рассмотрим как следует этот матовый тёмно-коричневый срез - как будто бутылочное стекло протёрли наждачной бумагой. А имя у того куба было: мармелад.

   Наверное, его покупали все. Укладывали на бутерброды со сливочным маслом, пекли ватрушки и пироги. Продавщица отрезала и отрезала от куба, а он всё никак не мог закончиться. В микромире вообще никогда и ничего не заканчивается.

   Про бесконечный мармелад было известно, что он яблочный. Не очень-то в это верилось. Как могли превратиться весёлые, разноцветные, круглые яблоки в скучный, тяжёлый и приторно-сладкий куб? Зачем это вообще нужно: портить яблоки? 

   Сложные одолевали меня тогда вопросы. Крутилась, скрипела в тёмной комнате лента познавательного диафильма про водоросли, из которых добывают вещество агар-агар, необходимое для мармеладной крепости и упругости. Ведь существует в природе не только яблочный куб, но и разноцветные фигурки. И даже дольки - лимонные и апельсиновые, и другие вкусы, вплоть до фейхоа. Но это уже всё было потом. Что-то раньше, что-то значительно позже.

   А в самом начале был куб. Куб на уровне глаз. Чтобы рассмотреть хорошенько, какая это устойчивая, какая надёжная это вещь в мире. От которой сколько ни отрезай, а не кончится. Будет сопротивляться, но не кончится никогда.