В школу как на праздник!

   Каждый день Игорян приносит в рюкзаке маленькие упаковки сока, печенье, шоколадные батончики, медведиков "Барни"... Это значит, у кого-то в классе был день рождения. Что, опять? Да, и завтра снова будет. Как будто весь класс родился в сентябре.
   А мой-то собственный ребёнок? Я твёрдо помню, что родился он в апреле, но вдруг тоже в сентябре, на всякий случай? И вдруг мне прямо сейчас нужно сделать выбор: небольшую шоколадку или лучше большую конфету? Но, разумеется, не чупа-чупс.
   Каждый день у Игоряна в рюкзаке новые сладости. Лозунг "В школу как на праздник!" обрёл свой истинный, буквальный смысл. На перемене, в шуме и суете, Игорян угощаться не предпочитает: лучше потом, дома, в спокойной атмосфере неторопливо вскрыть с помощью ножниц очередную индивидуальную упаковку....
 - Игорян, а сегодня у кого был день рождения?
 - Да я что-то уже запутался, - говорит Игорян. - У нас всегда у кого-нибудь день рождения.
   А в группе ватсапа тем временем не дремлют родители летних детей. Давайте устроим коллективный день именинника! Давайте в эту пятницу! Только нужно договориться про угощение, чтобы не повторялось.
Мы принесём бисквиты!
А мы сок!
Мы купим мармелад!
Ладно, мы тогда "Барни"...
   Рождённых летом в Игоряновом классе насчитали восемь человек. Значит, не все в сентябре. А мой-то собственный ребёнок? Я точно помню, что родился он в апреле, но вдруг тоже летом, на всякий случай?

Сливы без счёта

   Крупная надпись на ценнике гласила: "Слива медовая". И плоды лежали такие нежно-сиреневые, матовые и огромные, такие без сомнения медовые, что не купить их было просто невозможно.
   Это были сливы-музы. Мимо в точности таких, но полтора века назад проходил босоногий и подпоясанный граф Лев Николаевич Толстой, и вдруг остановился возле медовых, и, глядя на них, задумал широко, грандиозно бессмертный рассказ для крестьянских детей "Косточка".  Как в зеркале отразил в нём наивысший драматический момент, всю непостижимую загадку отдельно взятой русской души: перед обедом мать сочла сливы, увидела, что одной не хватает, и сказала отцу.
   Как же не сказать, не отчитаться за каждую утраченную сливу перед главой семейства? А ты, папенька, грози, грози, страшной смертью за съеденный украдкой запретный плод. Не сразу, а ровно через день умрёт всякий, кто проглотил косточку - вполне достаточно времени, чтобы как следует помучиться.
   К счастью, мы уже были не крестьянские дети и знали кое-что про сливы, несмотря на то, что в наших краях они не росли. Сливы прорывались в нашу жизнь несъедобным чёрным повидлом, которое всегда можно было купить в магазине, потому что его никто не покупал; чуть более съедобным (если предварительно как следует отмочить его в кипятке) сморщенным сухофруктом черносливом; болгарским компотом отдельной разновидности, такого таинственного, меланхоличного цвета, которому очень шло название "сливовый" - плавное, ленивое и тягучее, как воскресенье.

В рюкзаке

                                В рюкзаке лежали целые строчки
                                Загогулин, которые станут почерком,
                                Упражнениями,
                                Изложениями,
                                Итоговыми сочинениями
                                (Если к тому времени останется что сочинять)...
                                В рюкзаке лежала ещё тетрадь
                                Загогулин, которые станут цифрами,
                                А потом примерами,
                                Едиными в мире весами и мерами,
                                Задачами,
                                Сверхзадачами
                                С толпой неизвестных и третьих лиц...
                                В рюкзаке лежала стая бумажных птиц,
                                Понедельники в куче с субботами и четвергами,
                                Минута, набитая всеми подряд словами,
                                Которые станут фразами,
                                Повестями, рассказами,
                                Романами - чуть ли не эпопеями...
                                В рюкзаке лежали навыки и умения,
                                То, что прошло
                                И то, что не проходили.
                                Не забыть бы яблоко...
                                Не забыли?..

Слегка про имбирь

   Как же осенью не написать про имбирь? Пока не поздно, заварить в любимой кружке  имбирного чая с мёдом, закутаться в плед, взять в руки потрёпанный томик - живой, не электронный; вдохнуть волнительный запах тех самых страниц. Но не читать, а думать сладостно и печально о бренности всего сущего. А если у кого есть кот, пусть он тоже не читает, а вдыхает, вздыхает и думает.
   Но я этой осенью в одиннадцать часов утра стою на школьном дворе и думаю о том, что когда училась дочка, я стирала её форму выборочно один раз в четверть или в полугодие, а Игорянову официальную одежду я стирала целиком за три недели несколько раз, и сегодня опять придётся. Вот опять он упал в какую-то рыхлую чёрную землю, а на прошлой неделе он проехал по асфальту всеми своими брюками, и теперь те места на коленях даже после тщательной утюжки выглядят не очень парадно. Нужно носить не только сменную обувь в школу, но и сменную одежду сразу после школы...
   Но очень скоро пойдут затяжные дожди, пойдут ветра и ливни из листьев. Кончатся все солнечные и синие прогулки сначала на школьном дворе, а потом - забежать домой, сменить галстук-бабочку на что-то более удобное и знакомой с первых дней жизни дорогой идти в наш парк, гремя в карманах специальными орехами для белок.
   Скоро пройдёт всё это - дивное, первоначальное. Настанет второначальное, а потом и вовсе третьеначальное, которые люблю не меньше, но сегодня, сейчас мне нравится именно такой мир, которому больше всего подходит слово "благостный".
   Он тонкий и мгновенный, как позолота на мире привычном, твёрдом, который требует от человека делового вещества, а я в себе совсем его не чувствую, не знаю ни ходов, ни секретных шифров.

Современный разговор

   Сестра моей одноклассницы была старше нас всего на два года, но мне казалось, что намного. Навсегда. Она знала всё то, чего не знаем мы; она читала то, что мы и близко не читали; она имела авторитетное и собственное мнение по любому поводу, но при этом общалась с нами как с умными. Это было очень приятно и увлекательно.
   Дружила я, как водится, с младшей, но когда в комнату входила старшая, начиналась другая жизнь. И я тоже как будто становилась другая.
   Однажды весной их таинственный пятый или шестой класс ходил в поход далеко и серьёзно - чуть ли не на целый день, и старшая сестра принесла из того похода...нет, не нам специально принесла, а принесла вообще, но благоговели-то мы. О, принесла старшая сестра собственными руками добытый берёзовый сок, испачканные в золе и саже холодные картофелины и маленькие, совсем юные листочки. Кислые. Знаю, это щавель. ЩавЕль - между делом, но очень многозначительно сказала старшая сестра. И с тех пор у меня на всю жизнь щавель стал щавЕль.
   А мутный и довольно безвкусный берёзовый сок был нам волшебной водой -  и мы пили как приобщались. На картофелины я просто посмотрела с уважением - это ведь надо было так  испечь! Даже у нашего физрука в мучительном пионерлагерном походе не получалось так черно и гладко.
   И пока мы пили сок и ели траву, старшая сестра нам рассказывала очередное житейское и значительное. Это был из чего-то другого сделанный человек, не как все вокруг - сложнее, многослойнее, не вовлечённый в общую суету. По типу как принц Флоризель, которого нельзя никуда пригласить и ни за чем нельзя послать: он сам посылает и сам себя приглашает. И выглядит это так, как будто иначе и быть не может.

Ха-ха-ха-Хоттабыч

   Читаем с Игоряном "Старика Хоттабыча". Сначала Игорян не очень хотел, а потом пропал настолько, что просит хоть половинку главы, хоть десять минут перед школой. Что там дальше?
   Я и сама толком не знаю, я тоже читаю книгу впервые, а в детстве смотрела только фильм - обаятельный, наивный, смешной. Особенно мне нравился Волькин экзамен - как Хоттабыч убеждённо подсказывает из портрета Гоголя:
 - Индия находится почти на самом краю земного диска. С севера и запада Индия граничит со страной, где проживают одни плешивые люди...
   Захотелось посмотреть на карте, с кем это так красиво граничит Индия на самом краю земного диска. И пусть старик ещё что-нибудь такое подскажет.
   Я и мороженое в детстве не то чтобы обожала, но видеть, как Хоттабыч поедает в цирке одно эскимо за другим, было невыносимо - так сразу хотелось эскимо. Откусывает, будто ему совсем не холодно.
   И зелёная связка бананов, которую повесил на Женю Богорада индийский мальчик, волновала душу, хоть бананы те очень уж лаково блестели, в точности, как наши детсадовские яблоки из папье-маше.
Добрый был очень этот фильм, гораздо добрее книги.
   А петь песню про Хоттабыча на школьном пении почему-то было неловко. Но энергию тех уроков я помню ярко и отчётливо, как вчерашний день.
   "Руководитель был учителем пения, он умел играть на баяне"... Сколько бы не исполнял Чиж с компанией свою "Вечную молодость", мне в этом месте неизменно вспоминается наш учитель, и то, как он умел играть.

"Зaячьи лaпы"

   Не знаю, есть ли сейчас в школьной программе по литературе рассказ К. Г. Паустовского "Заячьи лапы". У нас он был во втором или третьем классе - так, как это обычно бывает: у доски мается с книжкой в руках один из самых слабочитающих; тянет, запинаясь, непослушные слоги, натужно пытается уловить ускользающий смысл, мечтает о последней точке. Мучается сам и мучает всех сильночитающих, которые давно уже сбегали в конец рассказа и даже не запыхались. Сделали полный круг и теперь должны следить, как давит в час по чайной ложке труженик предложения и абзаца. Следить внимательно, чтобы не потерять место, на котором учительница может прервать одного и вызвать любого.
   Впрочем, я знала, что меня не вызовут, и не очень следила. Меня никогда не вызывали, как и других сильночитающих. Учительнице нужно было, выражаясь каламбурно, убить сразу двух зайцев: заставить отстающего сделать хоть что-то прямо у неё на глазах и заодно поставить в журнал оценку. В итоге все зайцы остались целыми и невредимыми. И никто не плакал. А не помешало бы.
   Ведь как можно было бы учиться на рассказах Паустовского! Они моментально раскачивают сердце, если только не разбирать их на слабые непослушные слоги, на бесконечности томительных минут, оставшихся до звонка.
   Мы так и не узнали тогда, как и чем живёт этот короткий, такой горестный и такой счастливый рассказ, не поняли его простого совершенства. Но если бы нас только спросили: как писатель всего лишь несколькими штрихами передаёт отчаянье Вани Малявина, и боль его, с заячьей пополам, и ожог его души, неужели бы мы не нашли в тексте это место? Конечно, нашли бы, и показали всем слабочитающим - чтобы им захотелось читать сильно.
   "Ваня ничего не ответил. Он вышел в сени, заморгал глазами, потянул носом и уткнулся в бревенчатую стену. По стене потекли слёзы. Заяц тихо дрожал под засаленной курткой."
   По стене потекли слёзы... И было бы нам удивительно, как это можно сказать всё одной только фразой. И наша учительница на несколько секунд отвернулась бы к окну - успокоиться, чтобы не дрожал голос, когда будем читать дальше.

Что мне мешало?

   Внезапно проснувшись в полной тишине, темноте и пододеяльной теплоте, можно было испытать великое горе или великое счастье - в зависимости от того, что покажет будильник.
   Три (а ещё лучше два) часа ночи на циферблате означали полное счастье: можно закрыть глаза и дальше смотреть сны; никто не придёт, и радио не пожелает доброго утра противно бодрым голосом. В это время спят даже школьные учителя, которые вообще-то никогда не спят, не едят, не распускают заколотые шпильками высокие свои причёски цвета хны. Даже завуч и - берите выше! - сам директор школы спит в этом замершем, тёмном и тёплом мире. Буду спать и я - долго, всегда, счастье...
   Невыносимое горе пронзало душу и тело в том случае, если часы беспристрастно и неумолимо показывали без десяти минут семь. И нет надежды. Через мгновение весь тёплый уют будет разрушен, разбит вдребезги резким и ядовитым электрическим светом. И делать нечего, и медлить нельзя. И что-то внутри меня тоскливо съёживается от этого предчувствия. Лучше бы меня разбудили, чем вот так просыпаться самой за несколько минут до неизбежного.
   А где-то далеко за Уралом беззаботно спят, и долго будут ещё спать счастливые школьники других городов. Можно утешать себя мыслью,что всё относительно, и через несколько часов счастливчиками станем мы, уже отсидевшие свои уроки, в то время как зауральские коллеги  будут изгнаны из-под тёплых своих одеял, из волшебных своих снов суровой необходимостью. Но даже сам Альберт Эйнштейн не смог бы думать ни о какой относительности без десяти минут в семь утра.
   Особенно когда за окном убаюкивающий монотонный дождь, когда листья летят тучей, а туча листьями, и отопительный сезон даже не думал начинаться, и нужно будет умыться сейчас пыточно ледяной водой; и всё это не бодрит, как пишут в художественной литературе, и не загораются никакие щёки, и хочется лишь одного - обратно под два одеяла.

Вот какие пары!

   Игорян просил, чтобы я перечитывала ему все эпизоды из любимых и просто знакомых книг, в которых кто-нибудь идёт в первый класс. Когда все известные книги закончились, я открыла том Маршака с воспоминаниями о детстве "В начале жизни" и прочитала отрывок про поступление в гимназию. Игорян слушал с большим вниманием, только пришлось попутно объяснять, что такое диктовка, гимназическая фуражка с гербом и буква ять; и почему сейчас в нашем алфавите такой буквы нет.
   Потом Игорян нашёл на книжной полке и принёс две яркие книжицы издательства "Самовар": "Смешные стихи о школе" и "Весёлые рассказы о школе". Новая духовная жажда требовала непрерывного утоления. Стихи Игорян по-прежнему не очень жалует, но если о школе - пусть будут хоть стихи. И опять пришлось мне попутно объяснять: зачем девочек дёргают за косы, почему ученики боятся директора, что значит "я в метро бросал пятак, а Петров проехал так", и что это за странное желание у первоклассницы - подарить все свои игрушки младшему брату? Лично он, Игорян, ни своего мишку, ни свой меч, ни тем более сто своих лего-человечков никому отдавать не собирается. Самому ещё пригодится.
   А потом попалось очень смешное и остроумное стихотворение Сергея Погореловского "Вот такие пары!"
                                    Удачные пары
                                    У нас подобрались!
                                    Не сами собой -
                                    Это мы постарались:
                                    - За парту с Беловой
                                    Садись-ка, Чернов.
                                    А кто с Чистяковой?
                                    А с нею - Грязнов!

                                    Стеклову с Рогаткиной
                                    Славно сидится.
                                    Смирнов на Буянову
                                    Не наглядится.
                                    Доволен вполне
                                    Пивоваров остался,
                                    Поскольку ему
                                    Водохлебов достался.
                                    Малышкин - смельчак! -
                                    С Великановой сел.
                                    Соседку - Овечкину -
                                    Волков не съел.

                                    Привольно живётся
                                    Теперь Тугодумовой:
                                    Всё списывать может
                                    У Остроумовой.
                                    Сдружились отныне
                                    На веки веков
                                    Охотников - Зайцев,
                                    Ершов - Рыбаков.

                                    Прекрасная пара -
                                    Морозов и Жаров.
                                    Кудрявцев с Лысенко -
                                    Чудесная пара.
                                    Жаль, Мышкиной сесть
                                    С Ивановым пришлось:
                                    Ведь Кошкина в классе,
                                    Увы, не нашлось!

Первый последний лист

   Я никогда не убираю далеко на полку книгу Юрия Коваля - ту, в которой "Полынные сказки" и "Чистый дор": а вдруг неожиданно захочется почитать, в любое время года?
   Увидев на дереве первый красный лист, я вспомнила про точно такой же в книге, только последний, только кленовый.
"Всё лето провалялся в чулане ящик с красками, паутиной оброс.
Но когда наступила осень - вспыхнула по опушкам рябина и налился медью кленовый лист, - я этот ящик достал, закинул на плечо и побежал в лес.
На опушке остановился, глянул вокруг - и горячими показались гроздья рябин. Красный цвет бил в глаза. А дрозды, перелетавшие в рябинах, тоже казались тяжёлыми, красными.
Так я и стал рисовать: рябины и в них перелетают красные тяжёлые дрозды.
Но рисунок не заладился. Горел-полыхал осенний лес, багряные круги плыли перед глазами. Так было красно, будто выступила из земли кровь. А на рисунке всё оставалось бледным и сумрачным."
   Красного у нас ещё не так много, и без дроздов. И нет у меня ящика с красками, хоть бы даже и в паутине. И самый верный способ сохранить на память первый красный лист - навести на него камеру телефона - и... Нет, не выходит, не живо.
   В том рассказе Юрия Коваля участвует дядя Зуй - мой любимый персонаж. Настоящий природный человек, которому подвластен высший картофельный смысл, и кепка у него с карасями. У него в кармане имеется соль в тряпочке, на все случай жизни. Вдруг суп у хозяйки окажется несолёный, не говорить же ей об этом, не расстраивать; нужно взять щепотью и тихонько поправить дело.
   Дядя Зуй мне нравится, он очень хороший.

Двери и груши

   Если однажды свернуть со знакомой дороги и перейти по пешеходному переходу на ту сторону, может открыться, в нескольких минутах от дома, просторный и солнечный параллельный мир. Широко распахнутый двор, не как у нас; пёстрые цветочный клумбы, на которых особенно ярко заметны в этот синий день "золотые шары" на тонких высоких стеблях.
  Такие клумбы любят устраивать у своих подъездов пенсионеры-общественники. Не потому, что борются за звание дома высокой культуры быта, а просто так, для приятности и красоты. И красота у них из-под рук выходит подлинная, ненавязчивая, прополотая и удобренная. Терпеливая и земная.

   А дом рядом с такими клумбами стоит неказистый - собранный из панельных квадратов, с торчащей из швов строительной пеной и выщербленной местами тёмно-коричневой глазированной мозаикой. С непременным и надёжным запахом домашнего обеда из первого этажа (сегодня фаршированные болгарские перцы - зелёные, жёлтые, красные), с толстым и милым домашним котом, созерцающим белый свет спокойно и философически.
  Но самыми удивительными были в том доме двери, белые и безмолвные - без домофона, без доски объявлений, без ничего. Висящие в пространстве на такой приличной высоте, что при выходе на улицу её всегда нужно иметь ввиду. А если у кого маленькие дети в колясках, смириться и сосредоточиться на подлинной земной красоте. Брать пример с кота.

Пятьдесят оттенков зелёного

- Цветных карандашей мало, - сказал Игорян. - Мне сегодня зелёного не хватило, кончился.
   Да как мало-то?! Я своими руками наточила полный пенал тонких акварельных оттенков (прошлогодний щедрый дар старшей сестры). Кадмий наточила, ультрамарин наточила, краплак и кармин, и не забыла кобальт...
   И как это мог кончиться целый длинный карандаш? Я представила, как яростно приступил Игорян к первому в своей жизни школьному заданию - таинственному и зелёному: грифель скрипит и убывает на глазах, точилка дымится...
 - Только на четыре пальца хватило зелёного, - сказал Игорян. - А пятый палец пришлось сделать красным. Надо ещё карандашей.
   Уроков в тот день ещё не было, было введение в первоклассники.
 - Показывали макет школы - уменьшенную копию здания! - объяснил Игорян. - А ещё показывали столовую и туалет.
 - Вы всё запомнили?
 - Да. Столовая находится на втором этаже.
 - На первом! - уточнил Тёма, друг и одноклассник.
 - На втором!
 - На первом!
 - Это туалет на первом!
 - Нет, туалет на втором!
   Расспросы, кого куда посадили, показали, что мальчики сидели на одном ряду, на одной парте и на одном месте, но при этом с разными девочками.
   А мне больше всего хотелось узнать подробности про зелёные пальцы.

Он серьёзный и весёлый

  

   В тот день, когда моя дочь пошла первый раз в четвёртый класс, погода была такая мокрая, холодная и ветреная, что всё торжество пришлось свернуть и перенести со школьного двора в помещение.
   В узких школьных коридорах было душно, сыро, плотно набито родителями и маленькими чёрно-белыми первоклассниками с большими букетами. Таблички с буквами и цифрами над головами педагогов указывали приблизительное направление, родители тянули к своим детям руки с фотоаппаратами и телефонами. А наша учительница Любовь Леонидовна говорила, что впервые за свой тридцатилетний сибирский педагогический стаж видит такое: чтобы из-за погоды было невозможно провести линейку на улице.
   А я не помнила такого за всю свою жизнь. Всегда, всегда первого сентября у нас было как в песне:
                                    Сверкают багряные гроздья рябин
                                    И сотни весёлых огней...
   Это значит - цветы сверкают на клумбах и разноцветные листья на деревьях. В ярко-синем небе - ни единого облачка, и ранним утром уже прохладно, мятно; всем телом и даже всей тенью чувствуется первоначальная осень. Но к полудню солнце наберёт силу, и зной его будет особенно драгоценный, как старое золото; зрелый и мудрый, как закон о том, что всё пройдёт.
Вот таким я помню испокон веков наше первое сентября.
   "Хорошо, - думала я, - что уже четвёртый класс, уже не имеет значения. А вот родителям первоклассников как не повезло. Не получится торжественно и сентиментально пережить свой переход в новое качество."
   Раз в сто лет выпадает на первое сентября такая погода, и какому-то году рождения неминуемо придётся стать её заложником. В тот год дочка моей подруги Лены поступала в первый класс. А потом снова пошли тихие, тёплые и светлые первые сентября. Природа ведь тоже имеет право на ошибку, она больше не будет.