Каша от Балды

   Про "толоконный лоб" в книге тоже не было никаких пояснений внизу страницы. А могли бы и сделать: толоконный лоб (народн., презр.,) - о глупом, бестолковом человеке, дураке. Но, в принципе, и так было понятно, на интуитивном уровне, что это отрицательное качество, и поп был выведен именно дураком. А мнимый дурак (народн., презр., - Балда), в полном соответствии с законами сказки, оказывался умным, ловким и находчивым. Можно и без пояснений догадаться.

 Но редакторы должны, просто обязаны думать о въедливых, беспокойных детях, которые болеют словами. Меня дважды мучила реплика удалого Балды:

Балда говорит: "Буду служить тебе славно,

Усердно и очень исправно,

В год за три щелка тебе по лбу,

Есть же мне давай вареную полбу".

   С одной стороны, я чувствовала, что здесь как-то очень ладно, как деревянные кирпичики в конструкторе, подставлены друг к другу слова: по лбу-полбу. Но со второй, тёмной стороны, что такое полба? Что? Как её едят варёную? И с чем?

   Пояснений не было. За пояснениями нужно было идти. К знаниям действительно был путь - в библиотеку. Там попросить словарь Даля (на букву П - отдельный целый том). Так, полба... Есть! Колосовое растение между пшеницей и ячменём. Про пшеницу понятно, я видела поля и ела прямо с полей зёрна. А вот ячмень... А ячмень уже в другом томе. Яровое хлебное растение. Яровое тут недалеко: см. ярый. И - длинный столбец в полстраницы, мельчайшими буквами: яростный, яровитый, яренье... Так о чём, бишь, я?

   Да, полба. Конечно, ни в какую библиотечную даль за Далем я не могла тогда пойти. Глотала варёную полбу просто так, без пояснений. Потом, в другие уже времена, как-то само собой получилось, что я увидела в магазине среди круп пакет: полба. Так вот ты какая. Купила, сварила. И поняла, что я не Балда, не буду такое есть. 

   Всё? Всё. Да не совсем. Даже Пушкин не знал, что из полбы может быть манная крупа - совсем другое дело! Очень доброе это дело - шлепок горячей каши на завтрак. Издалека его можно принять за произведение современного искусства: можно его назвать "Каша от Балды", продать на аукционе за миллион каких-нибудь денег. Но Пушкин, полба и Балда - это мне слишком дорого, чтобы выставлять, а потом продавать. Дорогое нужно узнавать, ждать. Безо всяких пояснений.

Свечи по нарастающей

   На Новый год друзья подарили две долгоиграющие свечи. В их тёплой, молочно-восковой компании провела я все каникулы. Хотелось встать утром... Или не утром... Или не хотелось встать... Словом, сразу хотелось зажечь. Краткое спичечное пламя перетекало в долгое-предолгое пламя свечное, до новой ночи. Уютно было знать, что в одной комнате со мной горит свеча. И даже потушенная, она потом ещё некоторое время напоминала о себе в темноте. Так в древние, доэлектрические времена узнавали, что здесь недавно был человек. Искать человека было попроще, чем в наши дни.

   Пока горела первая свеча, казалось, что ещё много осталось, за день почти не убавилось. И дней ещё много. Но убавляется всё, даже самое вечное. Свеча закончилась, и началась вторая, и длилась. И прошла, по какому-то очень таинственному и неумолимому закону, быстрей, чем первая.

   Хотелось ещё свечей, ещё чиркать спичкой. Но это ведь такая вещь - свеча... Не первой необходимости это вещь. Надо бы, надо... Ладно, завтра пойду и куплю. Или закажу. Как-нибудь.

   И вдруг оказалось, что зима почти прошла. Что календарь на следующей неделе придётся перекидывать на март. И день рождения снова - вот он. От дочки всегда приезжал по такому случаю торт, и в этот раз тоже сообщение подтвердило: курьер уже в пути. Спешит к вам курьер Георгий (рейтинг - ровно 5 звёзд), и будет у ваших дверей ровно через три минуты.

   И действительно, ровно через три минуты пятизвёздочный Георгий вручил пакет из крафтовой бумаги, в котором лежало что-то очень сильно не похожее на торт. А лежали в пакете три кубические коробки. В каждой коробке - особо ароматическая свеча. У каждой свечи - особый древесный фитиль. Каждая свеча закрывалась специальной крышечкой, а в области талии имела пояс с личным свечным именем и фамилией. Полностью звали их так:

1. Кашемировая Слива.

2. Шифоновое Манго.

3. Бархатная Вишня.

   Кошемировую Сливу я зажгла немедленно. А торт недолго и купить, как вещь первой необходимости. Ведь родичи должны прийти в гости.

   "У нас есть такой подарок, - таинственно сказали родичи, - прямо суперэксклюзивный. Из того разряда подарков, которые сам себе не купишь, а получать приятно. Очень сильно увеличивают такие подарки количество эстетики в человеческой жизни."

   В золотом пакете лежала у родичей коробка, закутанная в тончайшую шёлковую бумагу. Покровы я очень осторожно развернула, и увидела...

   "Свеча! - торжественно сказали родичи. - Свеча из Петербурга! Императорский фарфор и ручная работа. После того, как свеча сгорит, фарфор можно использовать как угодно."

   И я решила, что использовать сей фарфор буду не в быту, а в бытии. Том самом, которое определяет сознание. В том самом, где наши истинные желания отделяет от ложных бесконечная и бесстрастная Вселенная.

Клю-клю

   Подруга спросила, какой рассказ прочитать ей вслух для портфолио. Кого бы рассказ.

А я знаю: в любой непонятной ситуации можно с любого места читать Юрия Коваля. Нужно его читать.

И вдруг оказалось, что с таким писателем подруга моя не знакома!

   Меня поразило громом и молнией. Но в то же время я почувствовала себя великим просветителем. Как будто человек не знал, что хлеб - это хлеб, а я его научила: вот хлеб. Моя карма пополнилась в тот день настоящим, большим и добрым делом.

   Когда я говорю про Юрия Коваля, мне хочется, чтобы все видели. Чтобы чувствовали и понимали по правде: вот гений. Вот гений как хлеб.

"На Птичьем рынке за три рубля купил я себе клеста.

Это был клёст-сосновик, с перьями кирпичного и клюквенного цвета, с клювом, скрещённым, как два кривых костяных ножа.

Лапы у него были белые — значит, сидел он в клетке давно. Таких птиц называют «сиделый».

— Сиделый, сиделый, — уверял меня продавец. — С весны сидит.

А сейчас была уже холодная осень. Над Птичьим рынком стелился морозный пар и пахло керосином. Это продавцы тропических рыбок обогревали аквариумы и банки керосиновыми лампами."

Нужно, чтобы все видели это лесное, похожее на стук птичьего сердца "клю-клю", не случайно залетевшее в прозу из поэзии. Чтобы слышали сухое потрескивание многочисленной буквы К, похожее на перещёлк семечек.

"Дома я поставил клетку на окно, чтоб клёст мог поглядеть на улицу, на мокрые крыши сокольнических домов и серые стены мельничного комбината имени Цюрупы."

Чтобы клёст мог поглядеть на улицу... Так была описана вся жизнь человека и птицы. И моя жизнь тоже.

Как-то раз в журнале "Мурзилка" или "Весёлые картинки" было показано оригами: как из бумажного листа сложить птицу. И мы с братом её сложили. Птица получилась довольно носатая, и к неё сразу как-то приклеилось имя Клю-клю. Потом я пририсовала Клю-клю два глаза и попыталась ввести её в круг наших игрушек. Но всё было не то, фальшиво. Такие вещи очень чувствуются в пять и шесть лет.

 Клю-клю вообще никак не сочеталась с моей любимой маленькой компанией. С разноцветными фигурками из очень твёрдой пластмассы: синий слон, красная утка, жёлтая и очень милая овечка, кто-то ещё... Тонкая работа. Все персонажи  размером не больше спичечного коробка. Я даже не знаю, откуда такие игрушки могли взяться, но точно не из магазина. Такие игрушки рисует воображение, такие игрушки снятся, а потом однажды становятся явью.

А Клю-клю была совсем из другого мира. Она была сложена по правилам, и выражение её носатого лица было чужим. Я не хотела. Почему-то не приходило в голову, что из Клю-клю можно снова сделать клетчатый тетрадный лист, вернуть всё, как было.

Но ничего и никогда нельзя вернуть. И я решила: а пусть-ка улетит Клю-клю на юг, в тёплые края. И как-нибудь там насовсем останется. Удивительно сложные чувства может испытывать человек в пять или шесть лет. Потом, к сожалению, это проходит. Одновременно мне было жалко Клю-клю, пусть у неё всё будет хорошо в личной жизни. Только где-нибудь там, далеко...

И вот Клю-клю улетела. Я стала играть, как прежде, слоном и овечкой. А журнал потом потерялся.

Но странные сближения бывают в мире, где ничего и никогда невозможно повторить.

"Когда я выучил этюд и стал играть его получше, Клюквин успокоился. Он пел теперь тише, приноравливаясь к гитаре.

До этого мне казалось, что клёст поёт бестолково и только мешает, но, прислушавшись, я понял, что Капитан Клюквин украшает мою игру таинственными, хвойными, лесными звуками.

Конечно, выглядело всё это не так уж прекрасно — корявая игра на гитаре сопровождалась кривоносым пением, но я пришёл в восторг и мечтал уже выступить с Капитаном в Центральном доме детей железнодорожников."

Это была тоже история о том, как человек расстался с птицей. И Капитан Клюквин сидит сейчас где-то по ту сторону клетки, как сидит Клю-клю на своём вечном, безвозвратном юге.

А вспомнила я всё это про себя, потому что хлеб - это хлеб. А Юрий Коваль - гений.

Большой снег

   В Новосибирске был дождь. Сначала во сне. Но потом, когда отчётливо шлёпнулся в темноту с карниза подтаявший кусок, сон перешёл в явь. Это действительно был в Новосибирске сильный февральский дождь - непривычное для местного языка словосочетание, почти оксюморон, выбивающий почву из-под ног. Потому что на другой день после дождя сделается в городе -20, и вся почва исчезнет, превратится в единое, неделимое стекло,сквозь которое узор тротуарной плитки просматривается свежо и отчётливо. А почвы никакой там нет, только поверхность, только бы - ай! - добраться по ней из пункта А в пункт Б вовремя и с невредимой коленкой.

   Но и стекло не вечно. Мы знаем: на другой день после стекла сделается в городе -2, и пойдёт в городе большой снег. Повалит уникальными хлопьями с такой силой, как будто вся жизнь - сказка. Только замереть и только любоваться. И никому не нужно в этой жизни переворачивать на другой бок котлеты, подшивать шторы и джинсы, раскладывать стопками выглаженное через великое не хочу бельё. Вставать в 7 часов 15 минут очень тёмного утра. 

   Никому не нужно нести к мусорным бакам не тяжёлый, но очень полный пакет. А там уже изящно, как мяч в баскетбольную корзину, изловчиться и метнуть, не приближаясь вплотную. Потому что там, говорят, может обитать и крыса. А мы ведь уже договорились, что жизнь - это прекрасная сказка. Хотя бы на время очень большого снега...

   На время очень большого ветра. Ветер катает по земле лёгкое чёрное ведро. Кто-то не успел к Новому году выбросить всё старое и ненужное, но в феврале ведь тоже выбрасывают. А ветер катает выброшенных по земле, горстями набивает в рот крупный снег - за маму, за папу, за самого дальнего родственника. За всех незнакомых соседей, которых навеки породнила, отпечатала все их пальцы кнопка лифта с цифрой 1.

   Катает и катает, набивает снег. Чтобы не был город с пустым ведром. Чтобы нельзя было плюнуть на него через левое плечо. Чтобы нельзя было на него взять и плюнуть.

Теперь подслушаем украдкой

                                 Они дорогой самой краткой
                                 Домой летят во весь опор.
                                 Теперь подслушаем украдкой
                                 Героев наших разговор...

   Пушкин, да с вами в компании хоть подслушивать, хоть на край света! Я крепко помню, что рассказчик и автор произведения - это не одно и то же. Но не в случае с Пушкиным. Пушкин - наше подлинное Всё; он и рассказчик, и автор, и роман с героями, и герой с романами. Он - Пушкин всех своих произведений. Он - Пушкин всей нашей жизни. Он не умер 10 февраля 2024 года, в самый безнадёжный и мрачный отрезок зимы, в каменном сердце воспетого им города. Нет, он не умер. Он подслушивает теперь разговор наших героев. 

                                 Скажи: которая Татьяна?»
                                 — Да та, которая, грустна
                                И молчалива, как Светлана,
                                Вошла и села у окна...

   Сто раз  можно прочитать "Онегина", а заметить только на сто первый. Какой странный, какой нелепый вопрос: "Скажи, которая Татьяна?" Мы помним, что у Онегина хандра и тоскующая лень, но не до такой же степени, чтобы заблудиться в двух барышнях и не сообразить, которая из них Ольга, а которая Татьяна. Даже если они не были представлены новому человеку в доме, чего быть, конечно, не может. Логика, Евгений, логика. Та,что весь вечер сидела рядом с Ленским - Ольга. Значит, оставшаяся - Татьяна. Но...

   Визит к Лариным Онегин "переваривает", ни на секунду не выходя из глубоко хандрящего образа. Сначала посвящает приятеля во все нюансы своего самочувствия ("Боюсь: брусничная вода мне не наделала б вреда."), а потом внезапно: "Скажи, которая Татьяна?" Позлить хочет?

   Сейчас бы Ленскому все психологи сказали  в один голос, что Онегин - токсичный. Но двести лет назад в моде были другие слова. И даже Пушкин был не в состоянии предостеречь бедного поэта, он мог только подслушать.

                             «Неужто ты влюблен в меньшую?»
                             — А что? — «Я выбрал бы другую,
                             Когда б я был, как ты, поэт.
                             В чертах у Ольги жизни нет.
                             Точь-в-точь в Вандиковой Мадоне:
                             Кругла, красна лицом она,
                             Как эта глупая луна
                             На этом глупом небосклоне».
                             Владимир сухо отвечал
                             И после во весь путь молчал.

   Собственно, роковая дуэль могла бы случиться гораздо раньше, прямо здесь, в чистом поле, в самом начале третьей главы. Онегин наговорил на целых три вызова. Но тогда бы и романа не было. И Пушкин подслушал, как Ленский проглотил и глупую луну, и красное круглое лицо. А в душе осталась смутная досада: что-то здесь не так, в дружбе этой. Нехорошо. И хорошо уже не будет.

   "Скажи, которая Татьяна?" Онегин как будто её не видит. Да, вот перед ним необычная, странная девушка. Настолько странная,что написала едва знакомому мужчине искреннее письмо. Но как будто что-то самое важное в ней от Онегина ускользает. Или самое важное не видит он в себе? То, что позволит ясно и просто сказать: да, это Татьяна. Но нет, он и на московском балу будет приставать со странным вопросом теперь уже к мужу:

                            «Скажи мне, князь, не знаешь ты,
                            Кто там в малиновом берете
                            С послом испанским говорит?»

   А сам будто не видишь? Нет, он видит. Видит красавицу-княгиню, перед которой все расступаются. Но что-то самое важное опять ускользает от Онегина. И от меня. Вот, всё кажется: сейчас пойму. Но снова и снова приходится перечитывать. И подслушивать, как приглашает, как зовёт Пушкин. Который не умер 29 января 1837 года.

"Гений математики"

   Поступив на филфак, я сказала себе: всё. Больше в жизни никакой математики. Не верилось, что возможно такое счастье. Больше никогда. И никакой.

   А на самом деле её и не было у меня никогда, математики-то. Была многолетняя борьба с тёмным, неясным числом Пи. И Пи одержало уверенную победу, при горячей поддержке двух труб в бассейне, двух поездов из пункта А в пункт Б, и бригады плотников с пилами и топорами. 

   Да, тогда я пала жертвой. Зачем же смотрю сейчас фильм "Гений математики", рекомендованный Ютубом как хороший? Ну... Он корейский. Южно. А вдруг там другой какой-то взгляд, вход с противоположной стороны?

   Но взгляд оказался примерно тот же. И вход, и подход. Тесты. Тесты нужно заполнять так, говорит классу учитель, как ждут от вас их авторы. Если сказано, что зелёное, а вы видите красное, пишите: зелёное. Ведь вы хотите поступить в университет, не так ли? Ведь в этом ваша цель?

   А школа престижная. И ученик Хан-Джи-у "не тянет". В прежней, простой школе он был лучший, а здесь - худший. К тому же "социальщик", а там все дети обеспеченных родителей, с элитными репетиторами. От этого поступить в университет хочется ещё сильнее. Но классный руководитель намекает прямым текстом: переводись.

   А там есть охранник, он же мусорщик. Перебежчик из Северной Кореи. И вдруг он без единой ошибки, шутя решил сложнейшие задачи, заданные Хан-Джи-у на дом. Пока ещё не известно, что в своей прошлой жизни мусорщик был талантливым профессором математики, но подозрения постепенно возникают.

   И вот мальчик начинает настойчиво ходить вокруг мусорщика: научи да научи математике. А тот угрюмо гонит от себя. Учитель одинок, и в его прошлой жизни была трагедия. Но уже понятно, что возьмёт, будет учить. По правилам. Докажи,что ты мне нужен как ученик, что имеет смысл тратить на тебя своё время и свою энергию. Учителя нужно заслужить.

 - Каким качеством должен обладать хороший математик?

 - Наверное, быть умным...

 - Умные люди, как правило, сдаются первыми.

  (Мне даже  захотелось сделать для себя заметки на полях, отчеркнуть ногтями это важное место.)

 - Хотите сказать,он должен быть старательным?

 - Те, кто полагается на свою старательность, сдаются следующими.

 - Тогда каким?

 - Смелым.

 - Я готов. Я всё сделаю. Типа того?

 - Нет, это бравада. Вместо того, чтобы разозлиться или сдаться при решении задачи, надо сказать: "Это очень сложно. Но завтра я попытаюсь ещё раз. В этом и есть смелость математика. Тот, у кого смелый и стойкий характер, в конечном счёте достигает успеха.

Оба

   Всю неделю невозможно ввести запрос в строку поиска без того, чтобы тут же не вылез первым номером ленты новостей, не поцарапал глаза очередной острый заголовок очередной статьи про фильм "Мастер и Маргарита" режиссёра Михаила Локшина. Наконец-то, после долгого ожидания, картина вышла на экран, и народонаселение прорвало. 

   "Есть газеты. Одну просмотрел, понял, что в других." Вот и я как Жванецкий. Просмотрела, и теперь знаю точно: будут ругать. Будут ругать: рядовые зрители, критики, булгаковеды, именитые собратья по цеху. Особенно щедро будут ругать те, кто фильм не смотрел. А зачем? Ведь он всё равно плохой. А плохой он потому, что хорошим быть не может. Зачем вообще снимать новый фильм, если у нас уже есть сериал Владимира Бортко 2005 года?  Вот он хороший, и все в нём хорошие. Кроме Мастера. Или Маргариты. Или Понтия Пилата, которому по правилам должно быть 45 лет. Или голоса Безрукова на месте голоса Галибина. Отдельным жирным и чёрным пунктом дружно обругаем кота Бегемота, а в целом - только сериал мил, только он один, а не вся вот эта срамота.

   Отдельными былинками сквозь асфальт категоричности пытаются пробиться робкие голоса, предлагающие взглянуть как-то шире, что ли... Почему не может нравиться и быть хорошим одновременно и то и это? И если уж сравнивать, то подобное с подобным, а не Шишкина с Кандинским. А то, как изменился мир со времён сериала, мы своими глазами видели. И видим. Хотя лучше бы не видеть? Нет. Видеть - лучше!

   Начать с того, что новый фильм - это не экранизация романа. Это история автора и его рукописи. Всякий раз, перечитывая книгу Булгакова, я вполне осознавала, что Мастер находится в сумасшедшем доме, но при этом воспринимала его как здорового, адекватного человека. Ведь говорит он с поэтом Иваном связно, разумно, Наполеоном и вице-королём Индии себя не называет. А ведь он болен. И болен он шизофренией.

  Так ясно вдруг увидела я на экране эту расщеплённую реальность, в которой живёт писатель: "нормальную" и вымышленную. И уже не вполне понятно: Воланд правда был в Москве, или он был в Москве только в романе, и вся эта история, которая началась на Патриарших - всего лишь плод воображения? Так очевидно, но так поразительно. Это настоящая, по паспорту с московской пропиской Маргарита Николаевна упала без дыхания на пол арбатского особняка. Это Маргарита-героиня романа и ведьма в ту же самую секунду навсегда улетала из Москвы с вечным своим возлюбленным. Создавая роман ли, повесть, или стихотворение из четырёх строк, автор неизбежно выдумывает новый, другой вариант себя. Потому-то рукописи и не горят.

   Ну, а компьютерно созданная, мрачно-готическая столица... Она тоже придумана такой в романе, она могла стать такой. А значит, стала. И если именно так должен был выглядеть в реальности Дворец Советов, то великое спасибо тем, кто так его и не построил, и навеки остался он чьей-то колоссальной шизофренией.

   Бессмысленно сравнивать иное с иным. Я люблю и буду любить сериал Бортко. Мне нравятся все актёры во всех ролях. Нравится город как герой романа, и запредельная музыка Игоря Корнелюка. И пусть Бегемот будет таким, ведь дело сделано. И созданное в том, прежнем, мире навсегда останется таковым. Но это вовсе не означает, что новый фильм плохой. Хороший. Он очень по-новому хороший. А потому - оба.