Мысли куриные

   А филе говорит ему человеческим голосом:

 - Возьми -40% меня!

   Доверительно так говорит, лично. И уже будто не чужие друг другу, и как не взять? И ответственность. Бросишь эти -40% на произвол судьбы, и пойдут они скитаться как клочки по закоулочкам. А так обед будет - не золотой, простой. Так и быть, возьму -40% тебя.

   На протяжении всей своей истории люди учатся продавать, и уже достигли немалых успехов. Если не сказать чудовищных. Они научились говорить голосом куриного филе, они мнут и гнут слова, как солёное тесло, и лепят из них фантастических персонажей.

   А ещё у них есть жидкость для мытья куриных яиц. Которая отмывает до 30% эффективнее уже после первого применения, уничтожает следы ГМО и пальмового масла, одобрена ведущими клиническими куроводами мира.

   Они додумались до нарочно не придуманного.

 - Как у вас получается такой наваристый и душистый бульон?

 - Мой секрет прост: берёте полкило куриных каркасов...

А филе с другой полки человеческим голосом:

 - Меня возьми! Целых -40% меня.

"Народ беседует о рыбе..."

   Попалось стихотворение Маршака, которого я раньше не читала и не слышала. Как будто сделала открытие; изобрела простую и значимую вещь, без которой человеческая цивилизация была бы неполной: ложку, колесо или гвоздь. Вот и Маршак такой же. Трудно представить время, когда его стихов не существовало на свете. Время без колеса. И я думала, что знаю всё. Но нет, попалось.

О том, как хороша природа,
Не часто говорит народ
Под этой синью небосвода,
Над этой бледной синью вод.

Не о закате, не о зыби,
Что серебрится вдалеке,-
Народ беседует о рыбе,
О сплаве леса по реке.

Но, глядя с берега крутого
На розовеющую гладь,
Порой одно он скажет слово,
И это слово - "Благодать!"

   "Народ беседует о рыбе" - что за строчка... Вот бы хоть одну подобную когда-нибудь написать. Игорян тоже немедленно обратил на неё внимание.

 - Юрия Коваля напомнило, - сказал он.

   Да, правда. И я тоже сразу про Коваля подумала. "Завёрнутая в крафт, натёртая крупной жёлтой солью, в рюкзаке моём лежала нельма." Много, много у Коваля про рыбу, почти всё. И про благодать. Без него тоже как без колеса. Видишь, какие они с Маршаком разные, а как похожи. Годы и годы могут уйти на то, чтобы это заметить. Или не заметить.

Короткие дни

   Дни стоят длинные, а на самом деле очень короткие. Уже завтра или послезавтра зелёный древесный пух превратится в перья, и улетит от нас что-то нежное, трепетное, трогательное. Улетит навсегда, потому что через год здесь будет уже другой пух и совершенно другие перья.

  Кратчайшее время, долгие расстояния. И только один Пушкин, один, как всегда, сумел упаковать в четырнадцать строк целиком это ветреное, сумбурное, рвущее и рвущееся нетерпеливо из рук время года. От мартовского "гонимы вешними лучами" до позднего майского "соловей уж пел в безмолвии ночей".

  Переступить брезгливо через городской март, заблудиться в метели и солнце апреля, стоять и не верить, что вот уже и май, вот и пух, и совершенно невыносимы две оставшиеся до лета учебные недели. И взрослым хочется ещё немного помечтать у нетронутого этого пирога, попредвкушать, как с первого июня ровно они начнут бегать в парке с аудиокнигой в ушах, бросят соцсети, а сон не позже одиннадцати вечера обретут... Это всё будет, будет бесконечно длинным летом. А пока на календаре - короткий пух. Можно никуда не торопиться и замечать.

   Вот у берёзы грубо отпилена ветка, и тяжело, редко, как последняя кровь, капает на дорожку берёзовый сок. Накапала целая лужа, и голубь пьёт из неё, пьёт, пьёт. И не зовёт стаю. Вид особого городского варварства, весенняя антиутопия - если не спилить совсем, то грубо, топорно обрезать ветки; обкорнать, изуродовать, бросить прямо так. Это похоже на форму психического отклонения, навязчивую идею. И ночью не уснуть, ночью зуд и беспокойство от мысли, что где-то в городе ещё остались живые, нетронутые деревья. Спиленные люди, они и думать могут только о спиленном.

  А нам стоять под скупым берёзовым дождём. Теперь мы нечасто ходим так с Игоряном. Третий класс. Он гуляет с друзьями. Он убегает из дома с телефоном в кармане. Это хорошо и правильно. Но если случается выйти вместе, он ещё рассказывает о своих чудесных, многослойных, не затерянных мирах. Рассказывает подробно и обстоятельно. Короткое время зелёного пуха, который вот-вот станет перьями...

   Рассказывает, что там, вверху, плывёт Великая Черепаха, которая питается облаками и раз примерно в десять лет сбрасывает панцирь, и его осколки разлетаются по свету. Повезло тому, кто найдёт этот редкий артефакт.

   И болтались у нас над головой клубы несъеденных облаков, будто стадо без пастуха. Ведь как раз десять лет прошло, и значит, черепаха там сейчас беззащитна. Как все беззащитны. Как всё беззащитно.

Увлекательный час

   С тех пор, как я в последний раз каталась по реке, обские наши теплоходы совсем не изменились: всё тот же "Восток" и та же "Москва". А вот город на берегах изменился очень. Повис, как радуга, новый мост; дома, дома... из-за высоких выглядывают ещё более высокие. Когда успели?

   Ах, да! Я просто тыщу лет не каталась на теплоходе. Надо плыть. Вот и голос из динамика зовёт на часовую увлекательную (конечно же!) прогулку, и мы, как по заказу, успеваем на ближайший через десять минут. Всё говорит о том, что нужно плыть. Плыть вместе с ветками и неведомыми рыбами, которых уже пристроился поймать на набережной первый в этом сезоне, вечнозагорелый рыбак.

   Плыть на верхней, естественно, палубе. Там, где ветер. Откуда очень скоро сбегут все пассажиры, особенно с детьми. Скорее в тёплый салон, поближе к чаю и кофе. И только их мальчики младшего школьного возраста будут носиться по крутым металлическим лестницам взад-вперёд, смотреть, как двигатель бурлит и пенит мутную весеннюю воду.

   Но мы до конца останемся на верхней, несмотря на пронзительный майский ветер - капюшоны-то на что? Смотреть на волны, смотреть на чайку, на белый и красный бакен, на чьи-то лодки у причала, на грибы-дома. На заросшие и затопленные островки, куда летом обязательно доберётся и ступит нога человека. Но пока островки свободны и спокойны, и течёт, течёт большая эта вода. Смотреть бы и смотреть на неё без конца.

   Умиротворение? Хотелось бы, но, увы, не в этот раз. Ибо сказано: прогулка увлекательная. А это значит, что непременно будут истязать музыкой - громкой и самой современной. Без ревущих динамиков увлекательность, как известно, не может быть полной.

   Я не понимаю, зачем нужно включать любую музыку на реке, в лесу, на озере. Но включают, и чаще всего именно громкую и современную. Не знала я, не думала, что она такая кошмарная. Уловила рифму "чат-девчат", и спасательные жилеты на полках подпрыгивали в такт: "Время пострелять, па-па-па-па-пальба!" Успокойтесь, жилеты, вы не пригодитесь. Тонут только титаники с симфоническими оркестрами на борту, а "чат-девчат" абсолютно непотопляемо.

   Ошалела я немного к концу этого увлекательного часа. Но ветер-то был? Был. И вода. Как ни крути, а была. И цвет лица посвежел заметно. А ещё мы проплыли под мостом, и можно было загадать желание. Я и загадала. Тыщу лет не загадывала желаний.

Взять или не взять?

   Некоторое время я раздумывала над коробкой: взять или не взять? Купить ли на пробу мяфли? Мысленно попыталась представить автора этого слова, и ничего у меня не получилось. Не хватило воображения.

    Мяфли меж тем лежали в коробке с прозрачным целлофановым верхом плотными, стройными и очень привлекательными румяными рядами. Простые, как вечная классика.

Пожалуй, мяфли стоит на пробу взять.

   Большая коробка идеально вошла в пакет из музейной лавки Третьяковской галереи. Хоть три или четыре месяца подряд ходи с ним за продуктами - выдержит. Вот какие крепкие и универсальные производят у нас пакеты для ведущих музеев страны: хоть книги по искусству в них носи, хоть мяфли. Хоть что.

   На вкус мяфли оказались в точности такие, как пекла на первом и всех последующих курсах у нас Олеся. Такие соединённые между собой печенья, которые нужно отрывать друг от друга. Стопка печеньев, как блинов. Я была от них просто без ума. Хоть это абсолютно простая, как я теперь понимаю, выпечка. Из тех продуктов, которые есть под рукой даже тогда, когда ничего нет. Но только Олеся одна пекла такие печеньевые стопки, больше никто. Я была их абсолютной фанаткой. Почти как вафли из домашней вафельницы, но не совсем, в этом-то всё и дело. Пышнее, мягче...

  Мяфли, надо же. Совсем не чуткий к слову человек придумал это название. А мы-то были чуткие. Мы были очень чуткие. Мы ели бесподобное простое печенье и заговаривали свой страх перед экзаменом по синтаксису сложного предложения: всей группой клялись, что назовём своих будущих сыновей Модусом и Диктумом. А дочь назовём Пропозицией!

Как после такого было не завалить с первой попытки?

  Короче говоря, первая упаковка мяфлей закончилась очень быстро, и мы немедленно купили вторую. А в третий раз на том месте уже лежало затяжное печенье "Зоохрум", не нужное абсолютно никому. А вот мяфли...

   Я представляю, как люди осторожно рассматривали эти большие коробки, раздумывали: взять или не взять? Потом вспоминали что-то своё и брали. И больше в том магазине я мяфлей не видела никогда.

  И больше их не привезут. Чтобы помнилось ярко.

Путь картошки

   Ещё лет десять тому назад, покупая в магазине картошку, килограмма два, я не могла отделаться от чувства неловкости, какого-то глубоко архаического стеснения. Я была уверена, что следующий за мной на кассу человек смотрит на этот пакет с тёмным содержимым, и мысли у него на мой счёт исключительно презрительные. "Покупать картошку в магазине! Позорище!" В том смысле, что так делают только низшие, ленивейшие, бесхозяйственные слои населения. А всякий уважающий себя человек непременно имеет закрома. Нет, не так. Имеет Закрома, доверху наполненные мешками, число которых минимум в два раза превосходит потребности и возможности семьи. Пусть лучше останется и прорастёт, зато на душе всю зиму спокойно. Пожарить там, пюре или суп - чтобы черпать из Закромов небоязливой рукой, не думать, много ли ещё осталось.

   Мешки могут быть куплены оптом осенью на рынке. Но это уровень облегчённый. А есть ещё высший пилотаж: своими руками большое число соток засадить, своими руками окучить, собирать всё лето вредоносных колорадских жуков и, наконец, посвятить пару погожих сентябрьских выходных сбору урожая. Тревожиться: успеем ли? не туча ли? Успели! Настолько въелось у иных, что даже потом, когда можно было сажать раз в десять поменьше, а лучше не сажать вообще, поберечь единственное своё здоровье, всё равно сажали. Это было выше логики, это была картина мира.

  Я рада, что меня обошли стороной картофельные эпопеи. Что в мои студенческие годы уже не действовало ужасное правило, по которому ни в чём не повинные первокурсники вместо учёбы отправлялись на целый месяц в грязные холодные поля, и уклониться было невозможно никому, даже хрупким девушкам.  Самое интересное, что картошки не стало меньше, когда вдруг "на неё" перестали массово посылать. И уж точно не стала она хуже.

   Да, но... В голове долго ещё держалось понятие о Базовой Заготовке, Стратегическом Запасе, Глобальной Закупке. Если нет своих Закромов, пристроить судьбоносные мешки к родственникам. Глубинное спокойствие, спасительная хтонь. Так и было, пока не пришло окончательное понимание: это не базовый, не сакральный, это обычный продукт питания, который мы теперь не так уж часто и едим, потому что есть очень много других продуктов питания. Я с лёгким сердцем покупаю картошку малыми порциями в магазине или овощном киоске. Закончится - снова покупаю. И не хочу никаких глобальных картофельных забот и хлопот.

   Но вот на упаковку с надписью "Картофель варёный" я смотрю заворожённо. Теряюсь в догадках и не могу выйти на новый уровень просветления. Сейчас ведь и мытый продают, на вкус нисколько не хуже немытого. Налить воды в кастрюльку, включить плиту... Нет двадцати минут, чтобы сварить? Темпы и ритмы мегаполиса? Так оно само будет кипеть, пока ленту в Инстаграме листаете. Никуда не убежит, и помешивать не надо. Нет мочи терпеть, пока остынет? Окрошки хочется, спасу нет?

   В это верю, хоть сама окрошку и не ем. И вообще я за прогресс, за свободный выбор всегда и во всём. Но бабушке, которая когда-то на первом курсе своего меда, педа или физтеха пекла в костре под гитарные переборы этот тяжёлый, сырой, неустроенный, надоевший до чёртиков и всё-таки весёлый день... Да, очень весёлый, потому что всего семнадцать, и в кожуре уголёк. Пусть такой бабушке внук с пакетом "Картофеля варёного" на глаза не показывается. Есть ведь и базовые какие-то в жизни вещи, в конце-концов! Глубинное спокойствие. Спасительная хтонь.

Трогательно

   Кажется, совсем недавно (вот время-то летит!) я участвовала в "Зимнем калейдоскопе" у Людмилы Фёдоровны, фотографировала медведя в снегу. И вот, пожалуйста, уже апрель. И на солнечной стороне уже готовы пробиться травы, а там и первая бабочка не за горами, и медведи в лесах очнулись ото сна. Но наш старый знакомый и не думал ложиться. Как и зимой, привлекает он внимание к "Тортам и пирожным", а к себе - добрые взгляды, и новое сильное солнце припекает его пузо.

   Но сегодня с утра минус шесть, снег. И люди снова надели тёплые куртки, снова шапки и перчатки. Бегут по делам, отворачивая лицо от ледяного ветра. Здесь замедляют ход, а то и вовсе останавливаются. Присаживаются на свободную скамейку. Не хотите ли чашечку чая? Или кофе? И плед, плед обязательно. И станет тепло. Обязательно станет тепло.