Багульник

   На кухне у подруги я ела ложкой пену, пока не добралась до кофе. Свернула в рулон пластину яблочной пастилы. Раньше так сворачивали матрасы, чтобы перейти с одной кровати на другую.У нас ходили по лестнице с такими матрасами те, кто оставался ночевать в детском саду, в дежурной группе на первом этаже. Сейчас в детских садах уже не ночуют. И матрасы пошли такие, что не свернёшь - ортопедические. А ещё пошла пастила, кофейно-молочная пена, большая ваза с толстым букетом маленьких лиловых цветов. Это что?

 - Багульник! - сказала подруга. - На рынке пучок стоит сто рублей. Здесь три - целый веник.

   И правда, ваза была набита плотно, четвёртый уже бы сюда не втиснулся. У багульника был очень тонкий аромат и таинственность. Откуда-то ведь его привезли, такого зелёного и лилового. Привезли по правде цветущего в наш ещё наполовину снежный город. Ведь он пробился к нам, по-свойски, как пробивается весна.

   "Багульник" назывался рассказ Юрия Яковлева, который нам задали по внеклассному чтению однажды весной. И рассказ это был просто поразительный.

   "Он принес в класс пучок тонких прутиков и поставил их в банку с водой. И все посмеивались над прутиками, и кто-то даже пытался подмести ими пол, как веником. Он отнял и снова поставил в воду.

Он каждый день менял воду."

   Он - это мальчик Коста. Ни единого из своих одноклассников я не могла представить на месте Косты, никто бы из них не принёс в класс прутики. Посмеивались бы, пытались подмести - это да, это сколько хочешь и всегда пожалуйста. А каждый день менять воду - увольте, не к шестиклассникам вопрос.

   "Когда багульник зацвел, все забыли, что Коста молчальник. Подумали, что он волшебник."

   Я очень хорошо запомнила этот рассказ. И учительницу Женечку, молодую,с хвостиком. Таких часто показывали в детских кинофильмах. Этой Женечке стало интересно, почему ученик Коста всё время зевает и спит на уроках, но сразу же убегает из класса после последнего звонка. И вот однажды она в своё личное время решила за Костой проследить. Таилась, бежала на каблуках. Узнала, что Коста после школы гуляет с чужими собаками. С такими собаками, чьи хозяева не хотят или не могут гулять. Или когда хозяина уже нет на свете, а собака сидит и ждёт его на берегу моря. Я обливалась слезами от этой пронзительности, мне было жалко всех собак на свете. И заодно Косту, который из-за этих прогулок делал уроки ночью, а потом в школе спал.

   Я и сейчас готова облиться слезами от того, как на другой день.

"На другой день в конце последнего урока Коста уснул. Он зевал, зевал, но потом уронил голову на согнутый локоть и уснул. Сперва никто не замечал, что он спит. Потом кто-то захихикал.

И Женечка увидела, что он спит.

— Тихо, — сказала она. — Совсем тихо!

Когда она хотела, все было как полагается. Тихо так тихо.

— Вы знаете, почему он уснул? — шёпотом произнесла Евгения Ивановна. Я вам расскажу… Он гуляет с чужими собаками. Кормит их. Собаки всегда ждут. Даже погибших… Им надо помогать."

   И в классе была тишина. Все стерегли сон Косты, строго по заповеди: людей надо жалеть, хотя бы хороших. А я была слишком поглощена жалостью к собакам,а заодно и к себе - что опять верю тому, чего нет и на свете быть не может. И лишь мельком задумывалась о главном: почему такое странное название - "Багульник"? При чём тут?

   А багульник при том, что он расцветает. Он по сто рублей пучок, а всё равно расцветает. Скромно и неумолимо, когда кругом кромешный снег. Когда кругом толщи снега. Он пробивается. Как тот, кто принёс и поставил, и каждый день меняет воду, и ведёт на прогулку того, кто верно и вечно ждёт. Как тот, кто сторожит сон хотя бы хорошего человека.

 

Постирать Петра

   Весной хочется постирать что-то особенное, не из гардероба. Расстелить, развесить свежее. Здесь первое, что напрашивается на ум - шторы. Но весна ещё не настолько глобальная, весна ещё слишком маленькая для таких решительных действий по хозяйству. От весны у нас пока что одно только название. И странный, гулкий ночной звук, который мы распознаём безошибочно: именно так срываются с карниза подтаявшие куски снега. Весна происходит пока ещё только в темноте города и в темноте человека, то есть внутри. Зовёт постирать.

   Так мне захотелось постирать Петра. Пётр был куплен спонтанно в ноябре теперь уже далёкого года, в магазине игрушек ручной работы на Красном проспекте. Возвращались тогда пешком из камерного зала филармонии,с праздничного вечера, посвящённого юбилею руководителя музыкального театра, в котором занималась моя дочь-третьеклассница. И вдруг, как ещё один театральный персонаж, возник на пути очень тепло освещённый в наших фирменных ноябрьских сумерках магазинчик рукодельных игрушек, среди которых как-то сразу выделился белый Пётр. Мы его так сразу назвали, ещё не купленного - Пётр. 

   Пётр был одет в настолько приятный микровельвет, что руки сами к нему прилипли и не смогли больше выпустить Петра. А ещё понравилось, что большой, главный Пётр вёл на нитях свою маленькую точную копию. Смысл куклы как бы усиливался в два раза.

   Всё, решено. Петра мы берём. А ещё дочка на этой волне прихватила маленького тугого кота с ароматом корицы. Раз уж такое настроение, пусть будет и кот. Как-то жизнь тогда проще была, что ли... Не могу сейчас  представить себя, покупающей коричного кота. Да и белого двойного Петра тоже. Зачем он мне нужен? Пыль собирать?

   Пётр сначала был очень нужен. Таинственный, странный. Но это не мешало ему собирать пыль. Он тихонько висел под потолком и, хоть и медленно, но очень верно собирал и собирал.Такой хрупкий и такой единственный в мире экземпляр, штучная работа. Если Петра постирать, что будет с этими кружевами, с этими длинными бронзовыми башмаками? И неизвестно, как поведёт себя большое, и следом и маленькое грустное лицо. Он слишком дорогой, Пётр, чтобы его взять и вот так постирать. Жалко было лишиться Петра. Он ещё не сыграл до конца свою роль в моей жизни.

  Но вот прошло время. Много времени. Сгинул в неизвестном направлении тот магазин игрушек, затерялся где-то полностью утративший свой коричный запах кот. Лишь Пётр висел по-прежнему, и уже не помогали ему никакие осторожные похлопывания и тряпкой обмахивания. И пришла решительная весна. Либо он выдержит нормальную стирку, либо - ничего не поделаешь - прощай, Пётр!

   Пётр выдержал. Погрузился в таз воды с порошком и,спустя время, вышел оттуда невредимым и посвежевшим. Так же запросто, как вышла бы на его месте рубашка или носки. Ничего не сделалось тонкой ручной работе, кружевам и выражению грустного лица. Это со всем так бывает, что уже не имеет большого значения и не владеет нашим сердцем. Полежит в тазу, посвежеет и выйдет невредимым.

   Что ж, виси и дальше, Пётр! Теперь я знаю все твои тайны.

Связь с рыбами

   Март связан с рыбами. Даже чуть подтаявшие тротуары, слегка оплывшие сугробы не дают покоя. Заставляют думать о том, что где-то совсем недалеко отсюда есть озёра и реки - ещё застылые, покрытые льдом как сном. Но солнце подкрадывается с каждым днём ещё на несколько минут ближе. Солнце будоражит огромное зачарованное царство, и вот уже в его глубине рыбы начинают что-то подозревать, жуют энергичнее свой кислород, готовят выпуклые глаза к созерцанию нового мира. Скоро вздрогнут реки, и вздрогнут рыбы.

   У рыб предчувствие. И мне нравится думать о рыбах в марте. Плыть в волнах непривычно мягкого ветра, жевать свою порцию кислорода, смотреть доисторическими глазами на оплывающий город. Город похож на кусок мороженого, который уронили, поваляли и так оставили. Это ранний март наш: уже весна, но ещё не лакомство. Уже движение жизни, но ещё подо льдом.

   Но все мои мысли о рыбах в марте непременно будут материализованы. Явятся подарком в ряд ровно десять шоколадных рыб. На первый взгляд кажется, что они шпроты, по под холодной серебристой фольгой оказываются правда шоколадные.

   Завернуть каждую шоколадную рыбу, развернуть шоколадную рыбу... Жизнь полна нелепых моментов. Зато шоколад вкусный.

Самое одушевлённое существительное

   Так всегда бывает. Всегда и опять. И снова. И вот опять и снова, и - главное - неожиданно март. И тело всё помнит. Это его генетическая память заставляет держаться подальше от проезжих частей города, виртуозно перепрыгивать лужи. Чувствовать себя одновременно и вон той маленькой школьницей, которую одноклассники поздравили сегодня букетиком жёлтых тюльпанов, и вон тем очень старым человеком, у которого во взгляде драгоценное событие его жизни: новая весна.

   Да, несомненно, это март. И мой подопечный Лаврентий, учащийся седьмого класса, с которым мы штурмуем русский язык, всеми силами хочет уклониться от двойного Н в суффиксах причастий, от наречий и составных предлогов. И всё норовит перевести разговор на другое фразой "А вот у меня такой вопрос..." Мне тоже хочется уклониться от двойного Н в суффиксах и отвечать, только отвечать на вопросы учащегося Лаврентия.

Но не могу же я вот так взять и бросить суффиксы, это мой долг. Итак...

   На солнечном подоконнике, на высоте десятого этажа, лежит полностью свободная от синтаксиса и орфографии кошка Ириска. А на кровати расслабился точно такой же породистый друг её Сайп. Глаза разбегаются, а коты лежат. У них есть паспорта. Следовательно, лежат граждане кошачьего царства. У них очень покладистый характер, отрешённый взгляд и, при всяком удобном случае, любовь к алкоголю. Дама Ириска предпочитает вино, а милостивый государь Скайп - коньяк. Заедают изюмом. Происходит это довольно редко, а вид у котов такой, как будто часто. Можно даже сказать, что всегда. Внешность обманчива.

Как, ты сказал, здесь пишется НЕ? Слитно или раздельно?

   Ириска слезает с подоконника и начинает ходить по рабочей тетради - туда, а потом обратно. Топчет свежеподчёркнутые однородные сказуемые. Хвостом, похожим на вопросительный знак в конце предложения, лезет Лаврентию точно в лицо. Трудно сказать "брысь" кошке, у которой есть паспорт. Ириска, иди. Иди, пожалуйста, отсюда.

   Несомненно, это весна. Дни летят быстро, а наши 45 минут ещё быстрее. На сегодня всё! А теперь, Ириска, иди сюда.

   Я тяну Ириску к себе. А всегда покладистая Ириска вдруг напрягается и тянется к солнцу.Так мы некоторое время не уступаем друг другу. Но потом я, как венец природы, беру, естественно, верх. И заключаю в объятия кошатину, которая за время своего сопротивления стала длиннее раза в два. Потому что весна, что вы хотите. Самое одушевлённое существительное года.

"Витамин роста"

   Книга, которой у меня не было в детстве. Вышла она из печати один-единственный раз в 1980-м году, тиражом в 150 тысяч экземпляров (не так уж и мало, даже по тем временам) и была раскуплена за два дня. Говорят, что свои авторские Олег Григорьев частично раздарил, частично их растащили знакомые. А когда спохватился, оказалось, что книгу невозможно найти даже в Москве, пришлось покупать своё, родное у книжного спекулянта за 25 рублей, при магазинной цене в 60 копеек. А куда деваться? Скорейшего переиздания ждать не приходилось, судя по тому, какую ярость вызвал "Витамин роста" у литературного начальства и официально одобренных собратьев по перу. Абсурдятина, антипедагогическая чушь, шизофрения- так они говорили. Это была вторая книга Олега Григорьева, а две книги, как известно, являются основанием для вступления в Союз писателей. Но Сергей Михалков, от которого тогда всё зависело, не пустил. Членом Союза Олег Григорьев стал за полгода до смерти, когда это уже было не нужно и ничего не могло изменить.

   Но где чиновники, а где живые люди, читатели? Книгу никому не известного автора втянули в себя, как глоток свежего воздуха. Не только дети, но и родители. Я бы тоже на их месте не стала задумываться. Как открыла бы на первом стихотворении, так больше и не выпустила из рук.

- Дети, кто знает, что обозначает
Вот этот шар, посаженный на кол?
- Это чучело Земли.
- Тебе кол.
- Нет, это не чучело,
А такая земляная голова.
- Тебе два.
- Нет, это настоящая Земля,
Но картонная только.
- Тебе тройка.
- Я знаю, синее - это вода,
А коричневое - это земная корка.
- Четвёрка.
- Это модель Земли,
Только уменьшенная в сто раз.
Если посмотреть в микроскоп,
Можно увидеть себя и весь наш класс.
Это круглая карта,
Внутри пустая,
Ее можно пальцем вращать.
- Пять! 

Уезжает зима

   Вот уже и от нас уезжает зима - как на санках гном в плотно натянутом на глаза колпаке. Чтобы ехать, но желательно не видеть эту скрипучую, как будто заправленную крахмалом, серую городскую кашу, по которой сто метров идёшь сто лет. Переходишь дорогу, как реку. Но это только так кажется, что снегу конец, что его выскребли до асфальта в нашем дворе, погрузили в большие самосвалы и увезли в неизвестном направлении. Ровно через пять минут после того, как покинет двор последний самосвал, повалит с неба новый снег. И так всегда обязательно бывает. Но ехать всё равно надо зиме, хоть по каше. И гном в санях в окне заведения, куда позвала меня в феврале Света, подтверждает: надо.

   Но пока окончательно ничего не уехало, пока февраль и снег, человек остро нуждается в горячей пище. И Света позвала посидеть туда, где очень быстро подают как раз горячие манты. Очень-очень быстро. И это подтверждалось. Уже стояла перед Светой, едва успевшей снять куртку, длинная дощечка на ножках, а на ней рядком пять штук мантов, похожих на завязанные мешочки с золотом, и какой-то лёгкий бело-зелёный соус. Хотелось тоже такого, и немедленно.

   А на листе меню как раз было написано не мелкими, а крупными буквами: если мы не принесём ваш заказ в течение пяти минут, получите подарок. Мне захотелось заметить время, но я не успела этого сделать. Пока тянула взгляд к часам,передо мной тоже встала дощечка с рядком и соусом. И отдельно подали нам ещё целлофановые перчатки всеобщего размера, которые вызвали в памяти одновременно покраску волос в домашних условиях и весну 2020 года, тоже в домашних условиях.

   А на самом деле мы надели те перчатки, чтобы есть манты руками, по правилам. Чтобы не колоть их вилкой,чтобы не вытекал зря драгоценный горячий и пахучий бульон.

   Так мы ели манты в перчатках, и рядок на досках укорачивался. И укорачивался без того самый короткий, последний зимний месяц.

Про Проппа

   Всегда приятно узнать, что наконец-то переиздана настоящая книга. Даже две настоящие книги: "Морфология волшебной сказки" и "Исторические корни волшебной сказки". Владимир Яковлевич Пропп. Как только увидела я Проппа на Лабиринте, так незамедлительно и купила, немного не веря своим глазам (надо же, переиздали Проппа). Купила я Проппа моментально, повинуясь древнему инстинкту, который был приобретён на первом курсе во время подготовки к экзамену по фольклору. Тогда за Проппом приходилось идти в Тридесятое царство, которое в миру называлось ГПНТБ - Государственная публичная научно-техническая библиотека.

   Вставали затемно, спешили к открытию. Важно было завладеть Проппом раньше всех претендентов. Шагали от метро прямой дорогой, узнавая в тёмных силуэтах, которые шагали так же скоро и с той же целью, своих однокурсников. Только сейчас не милых однокашников, а упорных конкурентов. Шире, ещё шире шаг. Мороз тоже не велел стоять, а велел поторапливаться.

   Выходило очень похоже на рассказ Джека Лондона из цикла про Смока Беллью и золотую лихорадку. Слушайте, старина Смок, об этом пока не знает ни одна живая душа: на ручье Индианки очень много золота. Выходить нужно тотчас, ночью, пока никто не прознал. И они вышли незамедлительно. И увидели, как столь же поспешно и незамедлительно вышел за золотом весь город.

   ...Наша сто пятая группа ловко обошла на повороте сто четвёртую. Самый расторопный её представитель ловко взбежал вверх по лестнице, прямиком в научный читальный зал №3. И Пропп был захвачен нашими! Пусть не мной лично, пусть. Но зато можно было пройти сквозь огромное,наполненное умственным напряжением и осторожным шелестом страниц помещение и шёпотом спросить кого-то из своих: "Проппа на час дашь?" И предложить взамен полный список песен, которые нужно знать наизусть, включая подблюдную и величальную.

   Проппа конспектировали от руки в толстые общие тетради. И Пропп был прекрасен. В отличие от многих и многих научных трудов, Пропп читался легко и непринуждённо. Пропп впитывался не для экзамена, а накрепко. Сказка из воспоминаний детства превращалась на глазах в огромный древний мир, полный скрытого значения. Так вот они зачем,оказывается,ходят туда, не знаю куда. Варят в котле Ивана. Прыскают сначала мёртвой водой и только потом живой. А яблоня говорит человеческим голосом. А Хаврошечка лезет в коровье ухо. Какие-то глубокие слои сознания и не мной пережитого опыта вставали как лист перед травой.

    Семь пар железных башмаков были стоптаны в походах в ГПНТБ, семь железных хлебов разгрызено до опилок. Километры книг были прочитаны в том третьем зале. Сданы и забыты. А Пропп остался. Поэтому его переизданного я сразу и купила, и сразу узнала. Да,всё так и было, и так есть. "Замогильный конь", "Дом в лесу", "Большой дом и малая избушка", "Муж на свадьбе жены"...

   Всё точно. Но только теперь ещё и с иллюстрациями.

 

Мой вариант  Проппа с Лабиринта. И второй.