Девичьи гадания

   В один из святочных дней мы с подругами непременно встречаемся для того, чтобы поговорить и погадать. Если собираемся дома, то льём обязательно воск, а потом с пристрастием разглядываем фигуру. Верим, что свечи к нам добры и напророчить могут только счастливое. Поджигаем смятую бумагу, а после исследуем тень пепла на стене - к добру или к худу? Когда-то давно, в студенческие времена, мы знали наизусть подблюдные песни и сдавали их на экзамене по фольклору. А теперь всё забыли.
   Но даже в лучшие свои годы не бросались мы обувью, не ходили на улицу спрашивать имена первых встречных мужчин. Не то чтобы стеснялись, а так... Что в имени нам их? Имена, как известно, не совпадают, имена выпадают случайным образом.
   А самое наше любимое, самое древнее гадание - на Пушкине. Оно скромное и универсальное, оно не привлекает к себе внимание даже в общественном месте. Поэтому, собираясь на святочную нашу встречу в кафе, я хотела взять с собой "Евгения Онегина", и забыла. Спохватилась на полпути: а как же Пушкин? Но возвращаться не стала. Пусть как будет, так и будет.
   Дело в том, что в самые первые дни наступившего года я уже пыталась вызвать Пушкина на откровенный разговор, никогда ещё не было у меня к нему такого важного и такого чётко сформулированного вопроса. Но Пушкин на контакт не пошёл, отшутился: "Мне должно после долгой речи и погулять и отдохнуть. Докончу после как-нибудь". В том смысле, что надоели вы мне, сударыня, до чёртиков, мочи нет. Не знаю я, кто виноват, и что делать, не знаю, и куда ж нам плыть, не ведаю. Устал я работать, как негр, один за всех, даёте мне покой и волю, наконец!
   Так Пушкин мой остался дома. Но святочное время не зря считается волшебным.
   В кафе нашей встречи атмосфера была уютная, мягкая, приглушённая. На полках, здесь и там, небрежно стояли книги благородных, тёмных расцветок. Самая толстая книга была Генрих Манн, а другая книга была про аграрный комплекс в Белоруссии прошлого века, а прямо за моей спиной стоял добротный том "Советское трудовое право".

   Откуда, из каких домашних библиотек сошлись они в этом чайном и кофейном месте? Мог ли знать Генрих Манн, что однажды его переведут, не прочтут и намертво впишут в интерьер? Для того ли появился на свет белорусский аграрный комплекс?
   Трудовое право мы единодушно отвергли. Ничего хорошего оно человеку предсказать не может, ни на ближайший год, ни на ближайшую жизнь... Смотрите, здесь и Лермонтов есть! Не годится, чересчур депрессивен. А вон там Чехов! Чехов подойдёт - такой интеллигентый и весь прекрасный.
   Антон Павлович оказался сговорчивым и щедрым: моим подругам он пообещал путешествия и спокойную беззаботную жизнь в цветущем саду.
   А моей семнадцатой снизу загаданной строчкой оказалась цифра шесть... Наверное, пока я была в пути, Пушкин успел позвонить Чехову, и, сверкая белыми зубами, подговорил его устроить гениальную шутку. А потом позвонил Гоголю и Льву Толстому - чтобы, в случае чего, выпала мне цифра римская или примечание: "Вий - есть колоссальное создание народного воображения"; а чтобы у Толстого выпал мне рассказ "Филиппок".