Если бы мёд был молод и прозрачен, сквозь него хорошо просматривали бы люди и толстый оладий, и тонкий блин, и во всех подробностях простой хлеб. Но в ноябре мёд ложится как снег. До того белый, как будто над ним трудились неправильные пчёлы. Чтобы достичь такого чистого оттенка, нужно вырваться за пределы полосатого тела рабочего насекомого. Нужно стать художником и так увидеть. Нужно знать мир и особые травы.
Не все обитатели улья поймут и примут белый мёд. Скажут: так не бывает. Веками принято слагать мёд так и вот так. Значит, слагай. Правильно и понятно.
Могут и вовсе выгнать из улья, вышвырнув следом и небывалый мёд - чтобы духу его не было. Немало лет пройдёт, пока однажды в ноябре, посреди белого мира, почувствуют в себе какое-то белое томление. Потеряют покой. Из самых глубин сотового жилища извлекут древних старух, которые ещё помнят неправильных. Должны помнить.
Старухи сначала будут упорно отнекиваться, притворяться глухими и забывчивыми. Но рой насядет, и старухи уступят. Одна даже признается, что она сама из потомственных неправильных (бабка тайно научила, а ту - прабабка), что запечатала в одном укромном месте для себя и узкого круга ценителей...
Всем ульем упадут пчёлы к неправильной в ноги, зажужжат умоляюще. Ладно уж, в конце концов ройное начало никто не отменял.
Это будет новая зима. А летом белый мёд воспрянет. Он пройдёт проверку временем, будет признан вечной классикой. И потом, когда до пчелиного мира добрался человек, он смог воспитываться на высоких образцах медового искусства. Особенно воспитываться утром и вечером. Приукрасив и блин, и оладий. И даже самый простой свой хлеб.
Комментариев нет:
Отправить комментарий