Новосибирск, детство в СССР, Пушкин, студенты, филологи, путешествие в Крым, школа, литература,праздники, личность, Сибирь, воспоминания

О литературе и жизни - со вкусом

Блог Ирины Васильевой из Новосибирска

среда, 25 апреля 2018 г.

В чём сила дырявого валенка?

   Большинство современных бестселлеров о том, как лучше всего и успешнее всего писать собственные книги, содержат один и тот же дельный совет: избавьтесь от своего внутреннего цензора, гоните прочь перфекционизм, пишите искренне и не думайте о том, что непременно должен получиться шедевр.
   Совет неплох и очень вдохновляет на создание нешедевров. Может быть, поэтому произведения современной литературы (а среди них есть много действительно интересных и талантливых), никогда не станут классикой. Их смоет волна более новых талантливых современных, потом придёт следующая волна, потом другая...
   Может, это и правильно? Ведь классика у человечества уже есть. И какая классика! Перечитываешь и диву даёшься: как же здесь всё просто и ясно; и неужели в наши дни не найдётся писателя, который сумеет придумать рифму "Цокотуха-позолоченное брюхо"?
   И найдётся такой писатель, и придумает. Но всё равно это будет серебро и медь, и другие ценные металлы, а всё золото уже отчеканили. Лунный свет отразился в бутылочном горлышке, да так навсегда и остался отражением. Пресловутая художественность, которая даёт понять, почувствовать что-то такое, словами не объяснимое, но чрезвычайно важное - и для всего человечества, и для меня конкретно. Для конкретной части человечества - меня.
   В нас что-то перестало отражаться. Поэтому новая классика человечеству и не грозит. Время, которое можно было бы потратить на уничтожение внутреннего цензора, я трачу на немой восторг перед шедеврами: ну как же они так сделаны? Почему я знаю точно, что современные детские рассказы - остроумные, динамичные, затрагивающие важные социальные проблемы - не шедевры; а Драгунский, в сюжетах которого ничего особенного не происходит - шедевр навсегда?
   Когда Игорян достиг возраста, воспринимающего что-то посложнее "хыхек-фыфок" и выплеснутой из окна манной каши, я прочитала ему свой любимый рассказ из Денискиного цикла - "Белые амадины". Это один из самых бесподобных рассказов Драгунского, но понятен он не сразу, особенно детям, как любое произведение, основные события которого происходят не снаружи, а внутри главного героя. Но кто же мешает перечитать потом - столько раз, сколько требуется? Вся классика на том и стоит, так же прочно, как на полках всех домашних библиотек.
   Собираясь на ВДНХ смотреть выставку певчих птиц, Денис хочет взять за компанию неразлучного друга Мишку. Но Мишка отказался: у него "двойка" по арифметике и вдобавок новая книжка про шпионов. А главная причина, скорее всего, в том, что Мишке певчие птицы до лампочки. Так становится понятно (не сразу, смутно, но предчувствие возникает), что даже с самыми неразлучными нам по пути не всегда. Так и должно быть, и это совсем не повод отказываться от своих певчих птиц.
   И Денис поехал на ВДНХ один, легко и быстро добрался на метро (о, сказочные, фантастические времена, которые я помню, присягаю и клянусь: так было).
   Выставка певчих птиц проходила в павильоне "Свиноводство". Тут Игорян засмеялся, а мой внутренний ребёнок вспомнил, как родители, если мы приезжали на ВДНХ, вели меня прямиком в павильон "Космос" - скучнейший, совершенно не нужный мне "Космос"; но если родители привели, зачем-то нужно смотреть на скафандр, который я уже видела в прошлом и позапрошлом году, и с тех пор он абсолютно не изменился. Я бы охотнее сходила в "Свиноводство", если бы знала, что оно здесь где-то есть.
   Но родители, видимо, считали, что хватит с меня свиноводства в реальной жизни. Каждое лето они отвозили меня в деревню, и там первым делом я бежала к маленькому сумрачному сарайчику, в котором лежала на боку, мощно подпирая бревенчатую стену, непомерная какая-то свинья - точь-в-точь такая, как в киножурнале о наших грандиозных достижениях. Изредка свинья утробно и хмуро хрюкала, вызывая в моей душе дополнительный восторг.
   Кроме свиньи, в сарайчике содержались два почти сказочных поросёнка. Можно было нарвать травы "красный корень", которая росла повсюду, протянуть пучок поверх загородки. Поросята доверчиво подходили, хватали траву и с громким чавком жадно пережёвывали её, как будто не ели никогда в жизни. И в этот момент можно было погладить их толстую белёсую шкуру, покрытую редкой щетиной. Это было очень весёлое и каждый раз новое приключение.
   Но вот читать про животных и повадки их я не любила - ни тогда, ни после. Была равнодушна и к Бианки, и к Пришвину; так навсегда и остался непрочитанным заданный на лето Сетон-Томпсон. И даже у любимого Даррелла я предпочитаю читать не про животных, а про семью; мне чужд восторг, с которым юный Джеральд и Теодор Стефанидес рассматривают в микроскоп блошиные челюсти. Но птиц из павильона "Свиноводство" глазами третьеклассника Дениса я рассматриваю с большим удовольствием.
   "Например, тут был снегирь. Важный, сытый, круглый, ни дать ни взять мыльный пузырь, если выдуваешь его на заходе солнца, когда оно красное... И ещё из непевчих, но поразительных птиц здесь в большущих клетках сидели две попки. То есть два попки. Или нет! Двое попок! Вот. Один был белый, вольшой, назывался какаду. У него нос был как консервный ножик-открывалка, а из темечка рос целый пучок зелёного лука. А второй был кубинский амазон. Кубинский! Зелёный! А на груди красный галстук, как у пионера. Он всё время на меня смотрел, а я ему улыбался, чтобы он знал, что я ему друг."
А самое главное было в дальнем и маленьком углу "Свиноводства".
   "Здесь стояли целые толпы народа.И люди отсюда никуда не отходили и не шумели совсем, а стояли плотными рядами. И я, конечно, стал потихоньку ввинчиваться в эти толпы и постепенно провинтился поближе к самому главному. Это были птички амадины. Маленькие-маленькие, белые снежки с блестящими клюквенными клювиками и величиной с полпальца. Откуда они взялись? Они, наверное, нападали с неба. Они, наверное, были осадки, а потом ожили, вышли из сугробов и давай летать-гулять по нашим дворам и переулкам перед окнами, и наконец впорхнули в этот павильон "Свиноводство", и теперь устали и сидят, каждый в своём домике, отдыхают. А люди стоят перед ними целыми толпами, молча и неподвижно, и любят их изо всех сил. Да, да. Все любят. Единогласно. И тут одна тётка с золотым зубом сказала ни с того ни с сего
 - Ну, какие маленькие... Худые... Куда их...
И все на неё оглянулись сурово, а один дедушка скривил рот и ядовито проговорил:
 - Конечно, курица - она толшше...
   И все опять сурово посмотрели на тёткин золотой зуб, и она покраснела и ушла. И все мы, кто стоял тут, поняли, что тётка не в счёт, потому что она не из нашей компании. И мы так молча стояли ещё долго-долго, и я всё не мог наглядеться на этих птиц. Они, видимо, были с какого-то седьмого неба, из волшебной жизни, про которую писал Андерсен. Такие они были маленькие, слабые и нежные, но, видимо, в том-то и их сила была, у маленьких и слабых, что мы стояли как вкопанные перед ними все - и дети и даже взрослые."
   Чувство своей компании - может быть, оно самое главное в жизни. И внезапная мысль о том, что все эти незнакомые люди сейчас - и есть твоя компания, а закадычный Мишка, оставшийся дома читать про шпионов - не твоя... У всех ведь было в жизни такое чувство? Конечно, у всех.
   "И наверное, мы никогда отсюда не ушли, но в это время по радио чей-то голос сказал:
 - Внимание. Сейчас в павильоне номер два будет проведён конкурс певчих кенарей, начало через десять минут! Просим перейти во второй павильон!
И дедушка, который отбрил тётку, сказал, словно встряхнувшись:
 - Надо идти... Семёновских певцов послушаем. И ушаковских тоже. - Он тронул меня за плечо. - Пошли, мальчик...
И сам двинулся вперёд, и я увидел, что у него валенок сзади прохудился и оттуда торчал пучок соломы."
   Великая сила художественной детали! Этот прохудившийся валенок, эта внезапная, острая жалость к незнакомому старичку, а через несколько строк - огромное уважение, потому что он здесь, оказывается, самый главный специалист по певчим птицам, и все с ним советуются, и жалости никакой быть не может - ему просто не до валенок, когда есть дела поважнее.
И все, кто с тобой одна компания, понимают это, и не видят твоих дырявых валенок, а поют внутри себя, вместе с твоими птицами.
А потом было самое, самое главное. Когда Денис вернулся домой, родители спросили у него: ну как?
"Папа сказал:
 - Рассказывай. Понравилось?
Я сказал:
 - Очень!
Мама испугалась:
 - Что это за голос? Что с тобой? Почему ты сипишь?
Я сказал:
 - Потому что я пел! Я сорвал голос и вот осип.
Папа воскликнул:
 - Где это ты пел, Козловский?
Я сказал:
 - Я пел на конкурсе!
 - Давай подробности! - сказала мама.
Я сказал:
 - Я пел с канарейкой!
Папа прямо закатился.
 - Воображаю, - сказал он, - какой был успех! На бис-то вызывали?
 - Не смейся, - просипел я, - я пел про себя. Изнутри.
 - А! Тогда другое дело, - успокоился папа, - тогда слава богу!
Мама положила мне руку на лоб:
 - А как ты себя чувствуешь?
 - Прекрасно, - сказал я ещё более сипло и ни с того ни с сего добавил. - А Лимончик получил золотую медаль...
 - Он заговаривается, - чуть не плача сказала мама.
 - Просто он переполнен впечатлениями, - объяснил папа, - дай ему горячего молока с боржомом. Мне действует на нервы этот сип..."
   И в этот момент опять возникает неясное, смутное, но неотвратимое предчувствие: они ничего не поняли; папа и мама - тоже не твоя компания. Так взрослеют, так подступает неизбежное осознание: все мы одиноки. А если и встретится на твоём пути старичок, который возьмёт за плечо и скажет: "Пошли, мальчик", то это лишь мгновение, упавшая с неба маленькая волшебная птичка. А долгие размышления ночью, которыми не поделишься ни с каким закадычным Мишкой, целиком остаются тебе.
   "...А ночью я долго не мог заснуть, я всё вспоминал этот необыкновенный день: наполненный чудесами павильон "Свиноводство", и дедушку, и тётку, и Семёнова, и Лимончика, и самое главное - перед моими глазами всё время летали маленькие и лёгкие снежинки, белые амадины, они прямо вклеились мне в сердце, эти клюквенные клювики, и я лежал, глядел в темноту и знал, что теперь уж никогда их не забуду.
Не смогу."
   В чём же сила этого дырявого валенка? Этих простых текстов, в которых моментальная вспышка жалости преображается в благоговение, а после - в долгие размышления о том, как они вклеились в сердце навсегда. В чём же их сила? Я так и не смогу этого понять, даже если прогоню от себя всех внутренних цензоров.
Не смогу.
 
  

16 комментариев:

  1. Ирина, спасибо! И за свою компанию, и за классику, и за неизвестный мне и уже любимый рассказ Драгунского. Недавно я прочитала как вскользь его, Драгунского, критикуют, даже без примеров, а так, просто - он, конечно, да, но.. в журнале и без возможности оспорить. Мне очень нужны были ваши слова.
    Спасибо! Так всё близко.

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Катя, наши разговоры неизменно дают мне редкое и драгоценное ощущение своей компании. И можно без опаски ходить хоть в каких дырявых валенках.
      Я сейчас попыталась представить, за что можно критиковать Драгунского, и у меня ничего не представляется. Одна его фраза "Я вспоминал наполненный чудесами павильон "Свиноводство" стоит многих и многих современных книг про школу - с их бесконечными экспрессивными и пустыми диалогами, сленгом, буллингом, перемещением в прошлое, полным отсутствием характеров и внутреннего мира главных героев.
      Критиковать Драгунского бессмысленно - его рассказы лежат в той плоскости литературы, где уже нет никакой иерархии. Там и Пушкин, и Паустовский, и Юрий Коваль. Золото можно не носить, но оно от этого не перестанет быть золотом.

      Удалить
    2. Я рада, Ирина, быть с вами в одной компании, спасибо!
      Прочитала в журнале, посвящённом домашнему материнству, статью православного священника о детских книгах. Замечание было брошено вскользь - копирование детской речи (Драгунский, Житков, Носов) не совсем правильный литературный приём, который может быть неполезным для детей. Вся статья показалась мне слишком обтекаемой, неэмоциональной что ли, без конкретных примеров и рассуждений, и осталось после неё неприятное ощущение пустого фантика. Тема мне близкая, и не получить никаких впечатлений, пусть даже отрицательных, с которыми я бы спорила мысленно или вслух, было неприятно.

      Удалить
    3. Всё моё детство прошло с Носовым, Житковым, Драгунским и ещё многими писателями, у которых блестящее копирование детской речи стало основой авторского стиля, и никогда не чувствовала никакой неполезности и вредоносности. Было бы интересно узнать, как, по мнению автора статьи, должны разговаривать герои детских книг? На церковнославянском что ли?

      Удалить
    4. Мне тоже многое было бы интересно узнать у автора. Возможно, формат и его требования, не позволили раскрыть тему, или я ничего не поняла, многие, судя по отзывам, остались довольны. Но в любом случае ваш пост, Ирина, закрыл мои недоумевающие вопросы - как это так можно с правильным спокойным настроем, без лозунгов и призывов, с общепринятыми посылами вроде "красота спасёт мир" не сказать ничего, да ещё и зацепить по пути "общепризнанных и несомненно уважаемых классиков". Просто это не важно, это чужая компания. Хотя признавать мне это, в контексте того журнала, было грустно.
      Да, и очень созвучны мысли о современной школьной литературе. Хотя и нравящиеся писатели(ль), кажется, появились.

      Удалить
  2. Катя, по моим ощущениям, сейчас именно с детской литературой дела обстоят очень даже неплохо: есть много талантливых современных авторов, много интересных поэтов. Но вот с отечественной литературой для подростков и юношества ситуация просто катастрофическая. Я пробовала читать нескольких авторов, очень популярных и обладающих многими премиями, и, признаюсь, две книги просто выбросила на помойку, не думая о потраченных деньгах. Невыносимо было держать это в доме. Ярко выраженная не моя компания. Но ведь хочется, чтобы у детей, кроме классики, была в распоряжении и новая качественная, формирующая личность литература.

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Ирина, согласна, и есть, и интересная, и другая, мне интересно понимать это сегодняшнее отличие детских стихов, поэтов, которые чаще молодые женщины, есть уже любимые сборники и авторы. И всё равно всегда возвращаешься к первому, главному.
      И по поводу подростковой литературы согласна. Очень было бы интересно узнать о тех, которых на помойку! И как часто я сейчас, читая отзывы
      о подростковой литературе, чувствую, что ничего не понимаю, тону. Не возникает желания даже знакомиться, но хочется всё-таки найти какие-то точки опоры что ли. Кого-то найти хочется. Из того, что читала и понравилось назову Дашевскую. Меньше, но приятно, много пересечений с собой - "Моя мама любит художника" Малейко.

      Удалить
    2. Катя, о выброшенном сейчас расскажу. Первая книга - Жвалевский-Пастернак "Время всегда хорошее". Очень популярные сейчас, чуть ли не главные авторы подростковой литературы, отмеченные многими литературными премиями. Мне стало любопытно, что сейчас любят подростки. Сюжет книги не оригинален: школьники из 2018 года попадают в восьмидесятые годы прошлого века.Страниц сто я прочитала честно, потом появилось ощущение, что топчусь на месте: сюжет не развивается, язык повествования чрезвычайно беден (такой, про который сейчас говорят: "Написано просто, для людей"), диалоги незамысловаты, характеры у героев отсутствуют, все похожи друг на друга, как шахматные пешки. Описание прошлого, в которого попадают дети, изумительно. Я довольно хорошо помню восьмидесятые, это моё детство, и могу сказать точно, что в то время не заставляли публично отрекаться от своей бабушки за то, что она испекла кулич на Пасху. Официально Пасху тогда не праздновали, но яйца красили и булки пекли совершенно легально, и никаким гонениям за это не подвергались. Авторы книги очень не любят советское время, я тоже не являюсь его фанаткой, но это ещё не повод обманывать своих наивных читателей. А у популярного автора ответственность перед своей аудиторией должна быть особенно высока. Оставшуюся книгу просмотрела по диагонали, общее впечатление: как будто съела что-то без вкуса, без цвета, без запаха. Возможно, для того, чтобы составить более полное мнение об авторах, нужно почитать у них что-то ещё. Но я не хочу. А список наград, премий и количество восторженных отзывов на Лабиринте мне давно уже ни о чём не говорят.
      Вторая выброшенная книга А. Красильщик "Три четверти" - про то, как девочка-подросток в начале девяностых переходит в новую школу. Признаюсь: я попалась на эмоциональный крючок, потому что тема очень мне близка, мне самой как раз в это время пришлось перейти в новую школу. Книга очень скоро вызвала навязчивое желание пойти и помыть руки. Никогда ничего более омерзительного об отношениях подростков мне читать не приходилось. До неприятия на клеточном уровне, до тошноты.Ещё пять лет назад я не могла представить себя выбрасывающей книги в мусорное ведро, сейчас делаю это легко и без малейших угрызений совести. И всё чаще появляется сентиментальное желание - обнять полки, на которых стоят Кассиль и Железников, Крапивин и Сотник, Носов и Юрий Яковлев, Нагибин, Лиханов, Алексин, Борис Алмазов, и плакать крокодиловыми слезами.
      Но Дашевская хороша, а значит, есть ещё надежда.

      Удалить
    3. Ирина, спасибо за подробный рассказ! Я знаю по названию "Время всегда хорошее", желания прочитать не возникло, помню и замечания про Пасху, сама тогда о бабушкиных куличах подумала, и заодно о кайнарах (похожи на беляши) к татарским праздникам, потому что дед - татарин.
      О второй книге даже не слышала.
      Ирина, только сейчас сообразила, у вас же на днях проходил книжный фестиваль! "Другие книги". Я читала подробные и интересные отчёты близких по духу людей, которые там побывали! Это было по-настоящему интересно, здорово! И вот как раз на ту же тему, что мы с вами обсуждаем, в том числе. И с хорошей стороны тоже. Как я сама хотела бы побывать на подобном мероприятии, но в нашем городе книжных событий не происходит.

      Удалить
    4. Да, Катя, был такой фестиваль! И даже с участием Нины Дашевской.И даже недалеко от моего дома. Но до меня всегда такие новости доходят с опозданием, очень много интересного пропускаю из-за своей немобильности. Хотя на другом книжном фестивале, который проходит каждый год в нашем городе, "Белое пятно", всё-таки удавалось побывать.

      Удалить
    5. Какое название интересное! "Белое пятно". А вы не писали об этом книжном фестивале, может я пропустила?

      Удалить
    6. Один раз упоминала, в рассказе про Михаила Яснова. Это был семинар о современной детской литературе, я специально на него пошла, чтобы послушать Яснова. Но он безмолвно сидел в президиуме всё время, а вещали литературные отцы нашего города.Вещали верно и убедительно, а Яснова всё равно послушать хотелось.

      Удалить
    7. Да, нашла, вспомнила! Меня там настолько ошарашила книжка с картинками, что я даже про фестиваль забыла!

      Удалить
    8. О, ту книжку забыть невозможно! Тоже была кандидат на помойку. Но оставила пока. На случай если захочу смелость потренировать, буду на ночь рассматривать те картинки.

      Удалить
  3. Кстати, в те давние времена павильон "Космос" казался дальней окраиной ВДНХ.
    А "Свиноводство" (в компании со всякими другими "водствами") - как раз, оказывается, почти за ним.

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. А я что-то вообще никаких подробностей не помню - и где этот "Космос", и как туда добирались, и какие ещё были павильоны. Мне казалось, что вся выставка- это и есть павильон "Космос". Там ещё стоял рядом большой самолёт, в который можно было зайти.И в летнем кафе были противные котлеты с какой-то зеленью. И автоматы с "Фантой". Вот и всё, чем запомнилась ВДНХ. Знать бы тогда, что там есть такое чудо природы, как "Свиноводство", и прочие достижения... Не понимаю, почему мы туда не ходили.

      Удалить