Кто понял жизнь, тот не спешит

Живые ранетки

   Я представляла себе, что всё будет иначе. Как пройдём мы в кои-то веки с дочкой весь небольшой отрезок пути от театра до нашего дома. Не торопясь пройдём, наслаждаясь остатками воскресенья, не очень поздним ещё городом. Обсудим только что увиденного князя Мышкина (очень хорош, браво!) и роковую его Настасью Филипповну (к сожалению, не убедила - просто блондинка в красном, каких много).
   Но только спустились мы с театральных ступенек в темноту, полную огней, внезапно дохнул осенний хлад - всё по канону. Потому что октябрь уж наступил.
 - Слушай, - сказала моя дочь, обхватив себя за плечи, как девочка со спичками во втором томе Андерсена, - давай поднажмём, а то у меня что-то челюсть трясётся.
   Мы потуже затянули свои романтические шарфы и поднажали, временно отложив князя Мышкина. Ушам было очень холодно.
 - Погоди! - задыхалась я на своих каблуках. - Спорт и искусство несовместимы!
 - Я и так под тебя изо всех сил подстраиваюсь, - отвечала безжалостная и счастливая Эвелина без каблуков. - Я могу ходить ещё в два раза быстрее.
   Ну да, ну да. Помнится, я в свои студенческие годы тоже преимущественно летала и везде успевала. А теперь как-то ни к чему. Поэтому и закололась во всех боках в первые же минуты. Эйнштейн подтверждал себя на каждом шагу: погожим летним днём мы проходим эту дорогу моментально, болтая, посмеиваясь и кусая мороженое. Но вечером уж наступившего октября казалось, что впереди тёмные, безлюдные, ледяные километры неизвестности.
 - Как тепло светится вон то окно! - мечтательно сказала моя дочь, когда проходили мимо чужого серого дома. Я к этому моменту уже полностью согрелась (кроме ушей). Сердце билось где-то в горле, но Эвелина неумолимо шагала вперёд в привычном темпе, зябко кутаясь и трепеща непокрытыми волосами на арктическом ветру. В свете фонарей лицо её казалось особенно одухотворённым. Но вовсе не Фёдор Михайлович Достоевский был тому причиной.
 - Мне ещё сегодня этюды писать, - со смесью тревоги и удовольствия сказала моя дочь.
Самый строгий, самый любимый и уважаемый преподаватель всего первого курса использует в своей речи только две оценки: "ужасно" и "неплохо". "Неплохо" случается очень редко, получивший его ходит от счастья колесом. "Ужасно" случается почти всегда. Это значит - учиться. Учиться и ещё раз учиться.
   Очень скоро мы были дома. Вот за что я люблю наш климат, так это за отопительный сезон, который всегда наступает строго по графику. Ещё золотая осень за окном и преимущественно без осадков, а в батареях уже зашелестело. И чуть только ночью около нуля, шелест превращается в полноценное комнатное тепло. На радость всем октябрьским театралам.
На следующее утро я проснулась с каким-то подозрительным горлом.
 - У меня тоже немного болит, - призналась Эвелина.
Вот не слушаем никогда мудрых, а потом начинается. "Кто понял жизнь, тот больше не спешит," - много веков назад сказал прямо в точку Омар Хайям. Не бежали бы вчера как заполошные, глотая пересохшим ртом воздух вечернего уж октября, сконцентрировались бы на прекрасном, ничего такого не было бы. Вот почему-то уверена.
   Зато теперь мы ещё немного поняли жизнь. Тепло одевшись, но без шапки (кто понял жизнь, тот не настаивает), Эвелина ушла учиться. А вечером показала этюд: синий чайник и рядом ранетки.
 - Чайник ужасно, - пояснила дочь. - А ранетки неплохо: получились объёмные и живые. Хотя фотография это вряд ли передаст.
   А потом мы не торопясь принялись лечить наши горла.