Ничего не изменилось

   Один из самых сильных снегопадов за всю зиму случился у нас ночью первого марта. Это уж как обычно. Машины во дворе стояли ровно и плотно, как пирожные безе на противне. И мир затаил дыхание, выключил пока звук, чтобы всё удалось. Но когда этому миру что-то не удавалось?
 - Как будто первый день зимы, а не весны, - сказал Игорян, когда утром вышли мы из подъезда.
   Я тоже однажды шла таким утром в восьмой или девятый класс; шла привычной узкой тропой мимо сонных пятиэтажек, мимо замерших качелей и деревьев, шла в сапогах того времени, и небо светлело мне навстречу.
   Навстречу мне той же тропой пробиралась в детский сад бабушка с внуком. Мы были как два вагона с маленькой тележкой из пункта А в пункт Б, и, что требовалось доказать, встретились в искомой точке, и на ум мне пошёл обрывок чужого утреннего разговора.
 - Сегодня ведь уже весна, бабушка, да? - спрашивал мальчик сквозь шарф натуральным шерстяным голосом. - Сегодня весна?
 - Нет! - ответила бабушка с твёрдостью, в которой чувствовался коренной сибирский жизненный опыт. - Это в календаре весна, а по правде март у нас ещё месяц зимний.
   И мальчик, с малым своим опытом, немножко сник: он-то шёл сегодня к детсадовской овсянке с новым настроением, с оглушительной новостью. Но оказалось, что в мире ничего не изменилось.
   Но ведь и правда не изменилось. И я сама не знаю, почему так запомнила крепко тот случайный обрывок разговора. А теперь тот мальчик полностью взрослый дяденька, владелец безе-машины, не задающий оглушительных вопросов, принимающий этот день без поникших плеч. Потому что ничего не изменилось.
   Потому что изменилось всё. Где-то там, в глубине спящего дерева, в чириканье городского воробья, в сердце дворника, который тронул уже первый и последний этот снег широким железным скребком и повёз куда-то прочь.
   И некрасивый, потрескавшийся, но свободный асфальт на солнечной стороне улицы настолько сухой, что как-то даже неловко и нечестно ступать по нему своими верными зимними сапогами...