Невзрачные, солёные и вечные

   Издалека трёхлитровые банки светились, как яблочный компот. Невзрачный такой, немаркетинговый компот, который ставят в магазине на самую неприметную нижнюю полку - чтобы дотянуться до него можно было не только руками, но и всем сердцем. Это для тех, кто испытывал. Самый лучший в мире, вечный компот, особенно если подцеплять его прямо столовой ложкой, и никто больше не претендует, и на календаре суббота после обеда, и годы моей жизни стабильно входят в первую десятку.
   Бледно-зелёный был такой компот. Вкус неяркий, тонкий, наполовину мочёный, как любил Пушкин; наполовину прокипячённый. Не знаю, как лучше сказать, но любители и ценители нижних немаркетинговых полок и так поймут.
   Тяжёлые, неморщинистые, поблёкшие яблоки. Я любила их без воды. Я так любила, что даже подошла убедиться: компот? Просто убедиться. Я не собиралась покупать трёхлитровую банку в большом, светлом и грустном утреннем магазине, в котором ещё молоко не расставили как следует, и начинает гнить исподтишка гора не раскупленных вовремя мандаринов, и её не успели ещё оживить, поправить, показать более выгодным лицом. И не до конца ещё вымыла пол тихая широкая машина под управлением человека.
   Трёхлитровые банки на нижней полке светили зелёным и говорили "иди". И я пошла - просто рассмотреть поближе: ужель тот самый компот?
   В нижних банках нежно светились алтайские томаты маринованные. Первая мысль была у меня: надо же, их до сих пор производят; вторая мысль была о том, что слово "томат" ассоциируется у меня не с зелёным цветом, а с красным; третья мысль напомнила, что я всегда считала их солёными, а не маринованными. В детстве я не понимала этой тонкой разницы.
Но чувство было такое же сильное, как если бы я встретила компот.
   Не знаю, как сказать лучше, но те, кто получал в детском саду на тарелке на второе котлету и пюре, в которое сбоку была втиснута половина солёного и зелёного помидора, поймут без лишних слов. Мысленно увидят эту картофельную волну, политую растопленным маслом, увидят политую соусом котлету и втиснутую сбоку твёрдую зелёную солёную помидору. И чтобы выйти из-за стола, всё это нужно съесть.
   Особенно трудно давалась нам помидорная половина. У солёных зелёных помидоров была неважная репутация, никто их не ел. Дети вообще не едят такое. Но составители детсадовских нормативов никогда не считались с детскими вкусами, они каким-то параллельным, алхимическим путём получали и настоятельно рекомендовали плотные лапшевники, пахучую морковную запеканку, протёртый гороховый суп и втиснутую в пюре витаминную солёную половину.
   Зелёные помидоры трёхлитровыми банками были в продаже всегда, стоили копейки. В целом виде они выглядели так привлекательно, что я всегда их просила. Мне казалось: детсадовская половина - это совсем не то же  самое на вкус, что домашнее целое, что здесь должна быть какая-то страшная тайна.
   Но родители знали о жизни больше и зелёные мне не покупали - у них были в овощехранилище красные, выращенные и закатанные в банки собственноручно.
   Теперь я знаю о жизни больше, чем мои родители тогда. Поэтому и не собиралась ничего покупать с нижней полки давно законсервированное, я лучше взяла пакет с яблоками. Но они тоже оказались вечными - как невзрачный, самый вкусный компот, как не купленная тогда банка с целыми зелёными помидорами. "Страна происхождения: Россия, - было написано у них на этикетке. - Срок годности про соблюдении условий хранения не ограничен."
   А условий этих у меня сколько хочешь. И даже больше, даже через не хочу.