Новосибирск, детство в СССР, Пушкин, студенты, филологи, путешествие в Крым, школа, литература,праздники, личность, Сибирь, воспоминания

О литературе и жизни - со вкусом

Блог Ирины Васильевой из Новосибирска

среда, 8 февраля 2017 г.

Делюсь сокровенным

Память сердца
   Делюсь сокровенным. Мне было 13 лет, когда мы переехали - самое неблагоприятное время жизни для таких перемен, но что поделаешь, если так получилось.
   Как-то сразу и резко всё оборвалось: моё детство, родной двор, привычная школа (не скажу, что я её любила, но тогда казалось - пешком бы ушла, как Ломоносов). Только лето осталось. И никогда в жизни я так не желала его бесконечности - чтобы никогда не наступил сентябрь, вместе с которым на меня неминуемо обрушится новый чужой мир со всеми своими нравами и обычаями. Я ведь трудно прирастаю, поэтому чувствительно опасалась.
   В то лето я внезапно обнаружила, что больна стихами. Это было новое удовольствие - писать, чтобы потом не показывать никому-никому. Обустраивать личное пространство по своему вкусу.
   Всё стало другим. Наша новая квартира была гораздо больше прежней - ещё необжитая, полумебельная, кипящая новым супом на новой плите. И толком неясно, где я здесь буду, и самое главное - как. Утром я просыпалась в пустой незнакомой комнате, как в самом центре системы координат, в сплошном нуле, из которого дорога только в неизвестное - в икс или в игрек. А то и вовсе в отрицательное число.
   Тётушка моей мамы - тётя Шура - сказала родителям, чтобы я приезжала к ней, хотя бы в первое время, в дни самого большого хаоса. На том и порешили. Утром родители бежали на работу, а меня неторопливый трамвай вёз прямиком к тёте Шуре. Мне с раннего детства нравился её интеллигентный дом: везде какой-то особый, зефирный запах, хорошо заваренный чай из тонких золотистых чашек (никогда на кухне, только в комнате - за столом, покрытом скатертью). А я смотрю с высокого этажа в сумеречный зимний двор и слушаю не взрослые разговоры, а песню из радиоприёмника: "Снова между нами города, взлётные огни аэродрома..."
   Я приезжала к тёте Шуре. Напившись чаю со свежими бубликами, немедленно приступала к книгам. Дочь тёти Шуры - мамина двоюродная сестра - преподавала математику, но при этом собрала отменную, обширную библиотеку - толстые литературные журналы, подписные издания. Меня оставляли наедине с этими сокровищами, но мне и не хотелось никаких разговоров. Счастливые дни моей жизни - раздумчивые, самодостаточные, бесконечно летние. Их было немного, но они сыграли не самую последнюю роль в формировании моего характера и мировоззрения.
   С перерывом на обед я без устали перебирала лучшие тома человечества, искала главное, необходимое для души. Книги ровными рядами стояли в шкафах, лежали в тумбочке, как кирпичи.
   Многие из кирпичей носили фамилию Дюма. Но я отодвинула их в сторону, я дальше запустила руку во тьму и выудила наконец пухлый том в желтоватой обложке. Я прочитала бледное название "Джейн Эйр", и со мной в ту же секунду чуть не сделался удар. То есть я знала, конечно, что такая книга существует в природе, но чтобы вот так сразу, так вовремя...
   Старое было издание, и слова в нём старые: итти (вместо идти), чорт. Невыносимо старая вступительная статья, про то, какой пламенный борец за свободу женщин наша дорогая товарищ Джейн Эйр. Я презрительно хмыкнула: даже одноклеточной инфузории туфельке было известно, что эта книга про любовь.
   Несколько минут я просто сидела, переживая потрясение. Потом открыла и стала читать, как Джейн уехала из дома своей злой тёти в Ловудскую школу за тридевять земель, навстречу новой жизни. Тоже нуль в центре бесконечной системы координат. Я-то, конечно, не была гонимой, всеми отверженной сиротой, но как он был мне понятен в тот миг, надвигающийся неизбежно мир сплошных незнакомцев.
   Как все приличные девочки моего возраста, я уже видела английский фильм, снятый по книге точнейшим образом - вплоть до ямочки на подбородке мистера Рочестера. Я мысленно ставила на место знакомых персонажей тех самых актёров (хорошо, что в книге не было иллюстраций). Я слышала зловещий хохот запертой в недрах замка сумасшедшей, я видела мрачные стены, тени, туман и плющ, чепчики и канделябры, я переживала все предзнаменования, сны и совпадения, все доступные мне чувства нереальной силы и глубины.
   Неужели всё так просто? Нужно всего лишь вести с мужчиной умные, содержательные, честные беседы у камина, и он сразу отринет все земные условности, он будет презирать суд людей, он упадёт на диван с глухим рыданием, умоляя остаться.
Я и мысли не допускала, что милые сердцу персонажи могут выглядеть как-то иначе.
 - Вы рассматриваете меня, мисс Эйр? И как вы находите, я красив?
 - Нет, сэр! - честно и неподкупно, в полном соответствии со своими железными принципами и несгибаемой волей, говорит Зила Кларк в роли Джейн Эйр, глядя прямо в глаза безупречного красавца Тимоти Далтона, у которого ещё плюс ко всему ещё и харизма зашкаливает настолько, что никакого камина не требуется разжигать, сам возгорится из искры. Даже в финале фильма, обезображенный и угрюмый, Рочестер-Далтон ухитрился остаться таким же харизматичным красавцем. Его не берёт ни пожар, ни длительные страдания.
   Да и Зила Кларк-Джейн, несмотря на вечный волосяной кукиш на макушке и странные платья, убивающие фигуру на корню, довольно мила; она явно преувеличивает насчёт "Если бы Бог дал мне хоть капельку красоты..."
   Говорят, что режиссёр Эльдар Рязанов, среди прочих актёров, пробовал на роль Жени Лукашина из "Иронии судьбы" Андрея Миронова. И никак Миронову не давалась сцена на кухне, не получалась у него убедительной реплика: "А знаете, Надя, я ведь никогда не пользовался успехом у женщин." Поэтому роль он в итоге не получил.
   Но я, впервые в жизни читающая в тот далёкий летний день строки о том, какой некрасивый был хозяин Торнфильда, какой широкоплечий и корявый, была готова поверить от всей души, от всего своего тринадцатилетнего сердца, что в Англии тех времён были просто другие каноны. Тогда высокий сероглазый брюнет считался полным уродом, и только бедная сирота была в состоянии разглядеть и оценить его красоту. Конечно, мистер Рочестер не мог, просто не имел морального права, выглядеть как-то иначе.
   Я читала весь день, переживая свою полную перезагрузку. Я попросила у тёти Шуры книгу домой, чтобы читать ещё, с восторгом открывая для себя тонкий, неподражаемый юмор Шарлотты Бронте, её прекрасный стиль.
   Это была не просто история о том "как богатый полюбил бедную", это была спокойная радость на душе от одной только мысли, что в мире людей возможны такие чувства. И уверенность, что всё закончится хорошо.
   Потом сентябрь уж наступил. В новой школе не оказалось ничего ужасного, кроме учительницы немецкого языка. Я довольно быстро сошлась с некоторыми девочками, и среди них - о чудо! - оказалась ещё одна поклонница "Джейн Эйр". Мы понимали друг друга, мы могли говорить бесконечно. Я рассказала Ире, что у меня есть книга (только не моя), я оторвала от сердца драгоценность на несколько дней - ради дружбы.
   Ира не только прочитала жёлтый том в кратчайшие сроки, она переписала от руки в заветную тетрадь целую главу. Конечно, ту самую, с ночным объяснением под дубом: "Невеста? Какая невеста? У меня нет никакой невесты!"
   Да вот, такие мы были. Когда я рассказываю эту историю своей дочери, она верит и не верит. А ведь чистая правда, от первого до последнего слова.
   Я возвращала заветную книгу тёте Шуре с таким чувством, как будто отдаю почку (но с полным спокойствием на лице). А через несколько лет купила собственную, навсегда. Ещё через несколько лет - другой перевод. Неистовство прошло, осталась только нежная привязанность.
   Я старалась смотреть все доступные экранизации романа (их оказалось так много!). Только отвергла решительно вариант 1934 года, в котором голливудская блондинка Джейн щеголяет роскошными платьями, а также вольную интерпретацию индийского режиссёра: просто представила, как мистер Рочестер начнёт петь, как отыщется его разлучённый в раннем детстве брат-близнец, как расскажет о своих чувствах Джейн с помощью танца...
   Остальные смотрела с интересом, раз и навсегда всё для себя решив. И дочка была на моей стороне относительно Далтона-Рочестера. "Что у вас тут?" - спрашивал муж. "Ты всё равно не поймёшь! - отвечали мы. - Это между нами, девочками. Это сто пятьдесят восьмой вариант "Джейн Эйр".
   "Ну-ка, ну-ка, - заметила Эвелина. - Тут ещё фильм 1997 года. Мы, кажется, такой не видели."
   Запустили мы 1997 и заплакали от смеха, глядя на то, как мистер Рочестер упал с коня в лужу и немедленно стал кричать как заполошный: "Что вы прячетесь в тумане, как ведьма? Вы ненормальная?!" Настоящий джентльмен, одним словом. "Кого-то он мне напоминает", - задумалась дочка, глядя на это кормлёное, усатое, плутовское лицо. А когда Рочестер-1997 снял цилиндр, я догадалась: цыганский барон! Весь фильм он кричал, швырял саквояж своей любимой женщины в лестничный пролёт, хватал её за руку, тащил и снова кричал грубо, как мужлан. Даже немного жаль стало актрису, которая вынуждена по сценарию любить такого индивида. Впрочем, Джейн в долгу не осталась, дерзила она своему хозяину качественно. Забыв приличные манеры и всё воспитание в Ловудской школе, она спрашивала у возлюбленного: "Что ты нашёл в этой Бланш Ингрэм?"
   В конце фильма мистер Рочестер рыдал в три ручья. Мне даже показалось, что он не очень хорошо знаком с первоисточником.
   Мистер Рочестер-1970 был безнадёжно старый; мистер Рочестер-1973 хилый и бесстрастный; мистер Рочестер-1996 лицом землист, причёской неаккуратен, а носом похож на пьяницу. Мистер Рочестер-2006 уговаривал Джейн не покидать его, лёжа рядом с ней на кровати; наверное, он бредил от горя, потому что нёс какую-то совсем уж чепуху: давай уедем в белый домик на море и будем жить там, как брат и сестра. Мистер Рочестер-2011 был скучный и какой-то простоватый; наравне со слугами он корчевал кусты во дворе, а в финале  сделался похожим на печального бородатого кузнечика, застывшего на века в одной позе. И всем Рочестерам без исключения не хватало непринуждённой властности и аристократизма.
   В ту ночь, когда сумасшедшая подожгла спальню своего супруга, все мистеры Рочестеры, кроме Тимоти Далтона, явились перед взором Джейн Эйр в длиннополых ночнушках и без штанов (а-ля натюрель) или в распахнутых во всю грудную ширь рубашках Любовь, как известно, слепа, и бороды на мужской груди не испугается. И только красивый аристократ Далтон всегда начеку, разве что сюртук и галстук снял - вдруг негаданно нагрянет. Зато как художественно растрёпаны его волосы в огненных отсветах...
   "Взрослый мужчина! - восклицала моя дочь. - А устроил маскарад, переоделся в цыганку, чтобы выведать у девушки, как она к нему относится!"
   Да, вот такие они бывают - гордые, властные джентльмены, байронические характеры, герои романа. Никогда не знаешь заранее, что может прийти им в голову после умных, честных, содержательных бесед у камина. Ты это хорошенько запомни. Делюсь сокровенным.


4 комментария:

  1. "Джейн Эйр" - и моя любимая книга была и фильм телевизиооный тоже очень понравился. Вот только год этого фильма точно не помню!

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. "Джейн Эйр" - просто идеальная книга для девочек-подростков: продолжение волшебных сказок, из которых они уже уже выросли, но с гораздо более яркими характерами, чем у принцев и принцесс, с подробным описанием чувств. И есть над чем подумать.
      Тот самый фильм - английская версия 1983 года. Для меня он навсегда останется лучшей экранизацией, потому что связан с очень яркими детскими воспоминаниями: помню, как боялась заходить в тёмную комнату вечером, думала, что там сумасшедшая притаилась.

      Удалить
  2. Здравствуйте. Я сегодня не могу вынырнуть из Вашего чудесного блога, а воспоминания о Джен Эйр меня добили окончательно))) одна из двух любимых книг,зачитанных до дыр, с любого места и в любом настроении))) вторая-"Унесённые ветром")) и Тимоти Далтон тоже душу разбередил раз и навсегда)) спасибо!

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Здравствуйте, Евгения! Да! Да! Именно так - с любого места и в любом настроении. "Унесённые ветром" я тоже очень люблю. Ну, а Тимоти Далтон - это Тимоти Далтон, больше и прибавить нечего. Очень рада вашему визиту.

      Удалить