Осеннее обострение

Время соборов

   Я решила, что пора, когда моя дочь училась в третьем классе. С самого начала школы она занималась в детском музыкальном театре, специализирующемся на операх, и впервые в жизни получила надежду на роль со словами. До этого честно работала два года - травкой, цветочком, безмолвным насекомым, одним козлёнком из семи... И вдруг такой головокружительный карьерный скачок - партия Дюймовочки. С восторгом рассказывала, как старшие репетируют "Ромео и Джульетту", как интересно на них смотреть. Падала в прихожей от усталости со школьным рюкзаком за спиной. Но занятий не пропускала. Вырос ребёнок - в том смысле и в этом.
   И тогда я решила, что пора. Очень уж нетерпелось поделиться. Осенним вечером сели мы вместе смотреть французский мюзикл "Нотр-Дам де Пари".
   В то время в воздухе активно витали втроём Петкун-Голубев-Макарский: "Све-е-ет озарил мою больную душу. Я, твой покой я страстью не нарушу. Бред, полночный бред..." Раз в день непременно витали из какого-нибудь радио. Эвелине больше всех нравился Антон Макарский: "Сон, светлый счастья сон мой Эсмеральда. Стон, грешной страсти стон мой Эсмеральда, он..." Клип с пламенем прилагался, его без конца показывали по телевизору.
Мне очень хотелось показать, как оно всё было на самом деле.
   Мы посмотрели первый акт и пришла пора ложиться спать. На следующий день дочка сказала: "Я сегодня в школе целый день думала о том, как мы будем смотреть продолжение." И мы сели смотреть продолжение. Назавтра мы запустили первый акт по второму кругу, потом второй акт снова. Очень впечатлила моего ребёнка песня беспаспортных бродяг с Клопеном во главе. 
   Весь третий класс мы слушали вечерами "Нотр-Дам де Пари". Потом только самые любимые песни, потом реже. Но каждую осень с тех пор с нами обязательно случается обострение. Вдруг ни с того ни с сего я чувствую потребность и запускаю вечером "Бриллианты", или "Где она?", или "Быть священником и любить женщину". Эвелина тут же появляется из своей комнаты: "А меня почему не зовёшь?" И подставляет стул. И слушаем, и смотрим в 247-ой раз. Как в первый.
   Мне сначала больше всех нравился Гренгуар - хрустальный тембр Брюно Пельтье и мягкий летучий Феб - Патрик Фьори; дочке - сразу и безоговорочно - монументальный готический Клод Фролло с бесконечно интеллигентным голосом Даниэля Лавуа. Потом вместе мы прониклись мощной инфернальностью Квазимодо-Гару. А теперь давно уже перестали спорить о том, что лучше - сердце или мозги. Прекрасны все, и надоесть не могут. Скорее всего, это магия.
   "Другие мюзиклы почему-то так не цепляют", - говорит моя дочь. И это правда. Не цепляют. Даже лучшие из них не пробуждают желания изучить - до жеста, до ноты, до движения бровей. Жить с этим дальше. Знать.
   Саму книгу Эвелина прочитала в восьмом классе. Оставив страдающего кюре навсегда в любимых героях, потребовала ещё Гюго. Я сняла с полки "Человека, который смеётся", которого не открывала с тех пор, как у меня появились дети (а фильм тот помните? я была в пятом классе и свой ужас словами описать не берусь). Помню, как томили меня многостраничные рассуждения Урсуса о лордах, но дочь моя одолела их легко и спросила ещё Гюго. Я дала ей толстый том "Отверженных". Жан Вальжан, судьба...
   "Мой любимый писатель!" - объявила дочка через несколько дней. И даже пространное описание битвы при Ватерлоо не смогло смутить её ни на мгновение. "В таком случае, - сказала я, - Лев Николаевич Толстой в десятом классе покажется тебе добрым надёжным другом и приятным собеседником."
   Но нет. На третьем томе "Войны и мира" Эвелина забуксовала прочно. "Не могу больше, - сказала она. - Про белую пухлую руку Наполеона больше читать не могу. И про дрожание его левой икры тоже."
   Ладно, это потом. В период обострения показан только "Нотр-Дам" - тёмная страстная история прежних веков. "Давай второй акт, - говорит Эвелина. - Я когда была маленькой, не могла оценить его лирику и драматизм." И мы включаем с самого начала - "Флоренция", дуэт Фролло и Гренгуара.
   Кажется, мы пересмотрели за эти годы все доступные копии прекрасного мюзикла, едва ли не на всех языках мира. Но ни одна из них не может приблизиться к оригиналу. Какой-то космос - молчаливый беспредельный космос - неизменно встаёт между тем и этим. В чём волшебство? Голос, пластика, мимика? Я думаю, всё же чувство меры. Когда стоишь на сверкающей вершине, и стоит сделать влево один только шаг - рухнешь в пропасть по имени "пошлость"; шаг вправо - скатишься в скуку и предсказуемость. Но ты не рухнешь и не скатишься, ты будешь и будешь стоять.
   Да, мы пересмотрели за эти годы множество копий. Забирались в несусветные какие-то дебри - например, знаменитая "Belle" в исполнении хора МВД. Ну, так... Смело очень, брутально. Особенно произношение.
   Мы нашли постановку Новокузнецкого театра, поразившую своим контрастом. С одной стороны, блестящее либретто, многократно превосходящее по своим художественным и эстетическим достоинствам "официальную" русскую версию, в котором трио душу дьяволу продаст за ночь с тобой и раздираемый внутренними противоречиями святой отец в исступлении кричит: "Похоть, похоть, похоть!" Новокузнецкое либретто сделано очень бережным и очень талантливым автором, но...
   Безупречная причёска Квазимодо, его чисто промытые волосы, аккуратный балахон с рукавами в стиле Пьеро... Весь грим персонажа составлял один только чёрный зуб во рту. Немного шрамов на лице, но они, как известно, украшают мужчину. Тут Эсмеральде впору бы задуматься: аккуратный горбун с аккуратно закрашенным зубом или капитан Феб в белых лосинах, костюме мультяшного принца и казацкой стрижкой "под горшок", делающей совсем детским его круглое лицо? Горбун как-то даже привлекательней получается в целом, мужественней. А на закрашенный зуб глаза можно и закрыть. Только у кюре нет никаких шансов, даже Святая Дева не в силах ему помочь. И не нужно, конечно, не нужно сравнивать оригинал с версией самодеятельного театра. Но какое роскошное либретто!
   Теперь к нашему осеннему обострению присоединился ещё Игорян. Он вообще чувствителен к хорошей музыке, особенно симфонической, и если случайно оказывается рядом с дум-думом (на каком-нибудь городском празднике или новогоднем утреннике у папы на работе), тут же зажимает уши и перемещается ближе к выходу. Однажды я услышала, как мой сын, сидя в ванной, очень верно напевает (не словами, а просто голосом) "Сердце красавицы склонно к измене и перемене, как ветер мая." Много раз он подтягивал вслед за хрустальным Гренгуаром-Пельтье: "Катедра-а-а-алё".
   Когда мы с Эвелиной уединились с планшетом и новокузнецкой версией (очень, очень стихи там хороши), Игорян немедленно почувствовал и пришёл.
   "Да Игорян! - вскричала старшая сестра. - Не наваливайся на меня! не нажимай ничего! не клади на меня медведя! не тяни меня за одежду! иди к папе!" "Что ты его гонишь? - заступилась я. - Пусть слушает музыку."
   Игорян пристроился между нами и, по своему обычаю, начал подпевать на самых эффектных нотах.
   "Мама! - не выдержала Эвелина. - Они поют фальшиво, а Игорян за ними тоже фальшиво подпевает! Давай, пока он тут, поставим оригинал!"
   И мы поставили оригинал. Потому что обострение у нас. Осеннее обострение.