Новосибирск, детство в СССР, Пушкин, студенты, филологи, путешествие в Крым, школа, литература,праздники, личность, Сибирь, воспоминания

О литературе и жизни - со вкусом

Блог Ирины Васильевой из Новосибирска

суббота, 26 сентября 2015 г.

Какое какао?

   В те времена, когда я впервые открыла книгу про Карлсона, который живёт на крыше, словосочетания "горячий шоколад" ещё не было в окружающем меня быту.
   И рецепта такого не было: взять большую плитку хорошего тёмного шоколада, взять сливки... Что вы. Никому бы и в голову не пришло.
   Я заворожённо читала в прекрасном переводе Л. Лунгиной: "Её драчун сын сидел совсем мрачный, и она поспешила поставить перед ним чашку горячего шоколада и свежие плюшки."
   Это было похоже на зов дальних неведомых берегов. Тех краёв, откуда родом таинственные какао-бобы, где какао-масло льётся рекой.
   Собственно говоря, слова "плюшки" тоже не было в обиходе. Но догадаться не составляло труда: булочки да булочки. Корицу ещё бы убрать - и совсем хорошо.
   И теперь я думаю про горячий шоколад к чашке Сванте Свантесона по прозвищу Малыш: какао да какао.
  "Потом мама взяла большой кувшин горячего шоколада и стала разливать шоколад в чашки."
Представляете, сколько нужно было хороших тёмных плиток, чтобы получился большой кувшин?
   Да нет, какао. Конечно, какао.
Какое какао?
   Тут два варианта. Первый невозможно представить в такой ситуации. Ну не будет любящая мама потчевать своего с утра восьмилетнего сына и гостей его, и даже залётного мужчину в самом расцвете сил, вариантом №1. Не будет, и все. Не нальёт заранее в гранёный стакан такого питья, чтобы оно остывало.
   Но именно он, вариант №1, живо встаёт перед глазами, непроизвольно возникает в памяти при слове "какао".
   Немножко тёплая бежево-розовая жидкость в стакане, прямо под носом у меня. Сверху она уже затянулась нежной прозрачной пенкой, которая чуть колышется от моего дыхания. А я сосредоточенно дышу, я обдумываю, как бы половчее эту пенку из стакана вышвырнуть.
   Потому что, в отличие от кипячёного молока, детсадовское какао можно было пить. Только аккуратно, чтобы не проглотить ненароком образовавшийся на дне неаппетитный тёмный осадок.
   Одно плохо - воспитатели ругают за пенку. Чтобы не привередничали и не свинячили тут. Обходят дозором наши маленькие столы.
   А потом, когда мы после завтрака удалимся на музыкальное занятие - играть на деревянных  ложках и поварёшках песню "Во саду ли, в огороде", сядут перекусить сами в спокойствии и тишине. И нянечку заберут с собой.
   Они возьмут себе по стакану остывшего какао и, прикрыв от наслаждения подведённые глаза, сделают первый глоток. Втянут в себя пенку и причмокнут: божественно! божественно!
   Так ли? У меня сомнения. Богатые тоже плачут, а взрослые тоже привередничают и свинячат. Но при этом от детей требуют обратного. Где логика?
   Немножко тёплое какао можно было пить. Но всё-таки это было казённое блюдо. Оно не оставляло нас все школьные годы. Оно вибрировало нежной пенкой на поверхности в столовой пионерского лагеря.
   На первом курсе мы, ошалевшие от всего нового и необычного, ещё не в силах поверить, что школа позади и больше не вернётся никогда (в страшном сне разве), покупали в буфете горячие слойки с повидлом. Запивали всё тем же, неизменным. Бежево-розовым и неимоверно сладким.
   Мы получали такой заряд глюкозы, что, кажется, были в состоянии постичь все тайны земли, неба и канувших в небытие народов. Мы были в двух шагах от истины. Древо познания росло вверх прямо из темени, готовое в скором времени принести обильные плоды.
   Всё это был первый вариант какао. К нему же можно отнести и невероятно привязчивую песенку то ли конца 90-х, то ли начала 2000-х. Как и вся музыкальная продукция того времени, она была чрезвычайно нехороша, и голос её пел соответствующий. Именно по этой причине спасения от песенки не было никакого. Я называю такие поделки мини-преступлением против человечества:
                          Я сижу на балконе, листаю журнал.
                          Ощущенье такое - чего-то мало.
                          Вроде что-то хотела, а что не помню.
                          В общем, лучше я встану и приготовлю
                          Какао-какао-ко-ко-ко-ко...
   И после этого бесконечного куриного напева придушенные мужские голоса подхватывали с новой силой:
                          Какао-какао-ко-ко-ко-ко...
Водителям автобусов и маршруток очень нравилось.
   Нет, нет и нет. Фру Свантесон подавала на праздничный стол в большом кувшине нечто совершенно другое.
Скорее всего, вариант №2.
   Дома у нас полезный шоколадный напиток готовился не очень часто. Понятно почему. Какао-порошок было не так-то просто купить. И если это случалось, он использовался по-другому.
   Торт "Мишка", конечно, помните? А "День и ночь"? Да мало ли было любимых двухслойных рецептов!
   Это магия, это настоящая домашняя алхимия. Половина теста коричневела постепенно, окраску можно было варьировать. От насыщенной тёмно-коричневой, как медвежья шкура, до нежной и удивительной. Чтобы коржи не резкими линиями бросались в глаза, а будто бы перетекали друг в друга, играли оттенками. А ещё глазурь прибавьте, или сгущёнку покрасить...
Вот вам и пачка какао "Золотой ярлык".
Да, именно "Золотой ярлык".
   Однажды, наигравшись в "Несквик" и прочие быстрорастворимые гранулы и порошки, я купила знакомую с детства коробочку и сварила по всем правилам. Молоко вскипятила, насыпала, размешала.
   Нет, "Несквик" тоже можно пить, когда некогда: в школу выходить через 10 минут или просто возиться неохота.
   Но если уделить время "Золотому ярлыку", если торопиться совершенно некуда, и за окном не то чтобы очень тёплый вечер...
   Взять и сразу же налить в большую чашку с толстыми стенками - в горошек или с оленем, или ещё что-нибудь такое уютное, своё. Пусть не очень часто, но иногда можно. И нужно.
   Вдохнуть драгоценный пар, так ярко и сладко, так темно знакомый с детства. И, прикрыв от наслаждения глаза, сделать первый глоток. Божественно, божественно.
   Какое какао? А вот приблизительно такое.


Комментариев нет:

Отправить комментарий