Ценное умение

   В Средние века умение плавать ценилось наравне с умением читать и писать. Средневековым жителям было не до пляжных утех: то война междоусобная на раздираемой экономическими и политическими противоречиями территории, то крестовый поход, то престижный турнир на приз Прекрасной дамы, то очередная охота на ведьм, то чума... Совершенно некуда втиснуть очередной отпуск, скинуть опостылевший металлический нагрудник и шлем и броситься в ещё пригодные для питья реки и озёра и экологически чистые моря. И обрести редкий полезный навык.
   Сейчас-то средневековье давно прошло, все умеют читать и писать. И ничто не мешает всем научиться плавать. Мне так и казалось в детстве - что это я пока не научилась, а взрослые плавать умеют все. И это умение даёт им огромную свободу и преимущество: например, они могут легко достать вон ту большую и красивую кувшинку с длинным стеблем, из которой получатся очень красивые бусы. Они могут достичь противоположного берега нашей маленькой тихой речки, выйти в таинственный, абсолютно недоступный мне мир и там прогуливаться под лучами другого солнца. В то время, когда я среди множества других детей вынуждена бултыхаться возле самого берега, не теряя ни на секунду надёжное дно, не замечая тесноты и взбаламученности.
   В детстве сидение в воде было для меня самым сильным летним удовольствием - сидение в любой доступной воде при любой погоде, до тех пор, пока не начнёт трястись нижняя челюсть, а губы не станут полностью синими. Это счастье было неимоверное.
И пионерский лагерь я ненавидела в том числе за то, что там не разрешали купаться по-человечески - уже через пять минут истерично и резко вскрикивал надоевший за год школьной физкультуры свисток. Тех, кто не подчинялся и не шёл сразу, ругали - не родные родители, а чужие воспитатели. Какое же это купание?
   В первом классе я ещё бултыхалась у самого берега, и во втором бултыхалась. В третьем я начала смутно чувствовать, что как-то засиделась на мелководье, что пора бы и плыть уже за кувшинкой, а как-то всё не получается, по совету взрослых, "лечь на воду", и по-прежнему страшно потерять дно. Умение плавать представлялось чем-то вроде инициации, как первый в жизни ярко-красный купальник с золотистым якорем.
   В то лето в моей судьбе появился плавательный жилет. Он состоял из трёх обособленных надувных полос и дал мне чувство лёгкости, свободы и восторга, которое не мог дать толстый и неуклюжий спасательный круг.
   Я впервые выплыла за черту детской суеты и сама сорвала кувшинку с длиннющим стеблем на бусы; и челюсть моя клацала как никогда в жизни, и губи синели пламенно; а дозваться меня на берегу стало просто невозможно.
Это было настоящее счастье.
   Через некоторое время мой жилет не выдержал такого интенсива, и одна из трёх надувных полосок стала заметно спускать воздух. Не беда, ведь можно плавать и на двух полосках... Очень скоро стала спускать полоска вторая. Я приготовилась плавать на одной, но в этот момент у родителей закончился отпуск, и мы уехали от бабушкиной тихой речки, от кувшинок и таинственного другого берега.
   А в конце того же лета мы побывали на озере Карачи. Вода в нём была настолько солёной, что ей не рекомендовалось попадать в глаз, а после купания нужно было немедленно бежать в стоящий прямо на берегу пресный душ, иначе тело мгновенно покрывалось, как инеем, плотной солёной коркой. Носить её в жару было очень неприятно.
   В том озере я испытала одно из самых сильных потрясений своего детства. Я безо всяких подсказок, легко и непринуждённо легла на воду, как на кровать, и поплыла. Я поняла, что могу плыть бесконечно долго - час, два; километр, десять километров. Это была настоящая, а не на две трети сдутая свобода, это был полный восторг!
Я научилась плавать как взрослые.
   Потом уже я с удивлением открыла, что далеко не все взрослые умеют плавать. Большинство из них во время купания стоит в детской прибрежной зоне по пояс или по грудь в воде, крякая от удовольствия и не решаясь потерять дно. И тогда я понимаю, что владею действительно ценным умением. Я могу плыть дальше, сколько угодно - туда, где виднеются над водой головы таких же одержимых умельцев. Где полностью прозрачная вода горячая на поверхности и прохладная внизу; и такого удивительного цвета - как голубая ель, только нежнее, как будто в молочной дымке. Бесконечный, огромный, добрый мир открывается отовсюду. Свобода и восторг.
   Только теперь я выхожу на берег, не дожидаясь пламенно синих губ и трясущейся нижней челюсти.
 Потому что теперь я взрослая.
А всё остальное во мне нисколько не изменилось.