Многие птицы

   В большой липе за дачным окном вечером жил такой же большой дождь. И продолжал жить ночью, пока на рассвете не уступил место птицам. Они как будто пробудились разом, и заодно решили меня пробудить. Ото сна и от города заодно.

   Было тепло и серо. Такое время, которое не хочется определять взглядом на часы или в телефон. Его хочется называть не цифрами, а исконным словом - рассвет. В этом слове есть постепенность, неторопливость, таинственное преображение и вместе с тем твёрдое постоянство нашего мира. Тьма растает и окажется всё по-прежнему, только человек изменится ровно на один день. Чтобы никто не заметил этого, предрассветный сон создан самым крепким.

   Но зачем тогда так грянули птицы? О, как же они грянули! Птицы набирали полную грудь свежего, новорождённого, садово-лесного воздуха и наяривали кто во что горазд. Не хор, а то, что было до хора. Они не старались перекричать друг друга, но твёрдо знали, что у каждой из них есть свой голос.

   Жаль, что моё городское ухо не разбирает по имени эти голоса. Разве что завывание голубей всегда узнаю - простое, как мычание. А здесь был щебет, клёкот, свист... Здесь были многие птицы. Треск. Вот сороку тоже знаю. Сорока захотела хотя бы в сумерках пристроиться к певчим всем своим белобоким телом. Треск звучал напористо. Как будто хотел прорваться в солисты. Да ведь в солисты прорваться нельзя. Солисты вообще придуманы не для того, чтобы в них прорываться.

   А многие птицы продолжали неистовствовать в ветвях. Вдруг очнулась в берёзовом лесу на горе кукушка, как будто встала над разноголосьем чётким о одновременно сомнамбулическим ку-ку. И тут же откликнулась ей вторая, и аукнулась третья. Кукушкино трио парило и царило над  землёй.

  А я ведь только сегодня думала: вот, до чего докатилось лето, уже и кукушка замолчала. Она в числе первых подаётся в вечно тёплые края. Оказывается, ещё здесь. Пакует чемоданы, поминутно сверяясь со списком, выбирает билеты на приличный, но недорогой рейс. Все дела сделаны. Яйца в чужие гнёзда подброшены. Осталось, по обычаю, присесть перед дальней дорогой.

   Но многие птицы на рассвете не дают покоя. Галдят и перекликаются. Зовут тряхнуть стариной. И кукушка не выдерживает, и следом все окрестные кукушки заходятся напоследок в таком протяжном и вдохновенном ку-ку, что даже  лягушка в пруду обязана теперь прожить как минимум триста лет. Но только не знает мир никаких цифр на рассвете.