Новосибирск, детство в СССР, Пушкин, студенты, филологи, путешествие в Крым, школа, литература,праздники, личность, Сибирь, воспоминания

О литературе и жизни - со вкусом

Блог Ирины Васильевой из Новосибирска

воскресенье, 12 мая 2019 г.

Четыре колеса

   Из всех дырчатых хлебобулок суше всех сушка, что и подтверждает её говорящее название. Баранки чуть крупнее и чуть мягче, похожи на замкнувшийся на себе бараний рог, на крупный завиток руна барана-победителя и производителя, заслуженного участника выставки достижений народного хозяйства. Такого даже стричь жалко: а вдруг это ещё не предел?
   Связки сушек и баранок приятно и притягательно висели на шеях коробейников и на пузатых самоварах московского купечества. Пили чай утром, пили днём, пили вечером. Худели самовары, рассыпались сухо-бараночные бусы, макались в кипяток, берегли старомосковские зубы. Берегли неторопливую, тучную жизнь, купчиху Кустодиеву, её кошку и лучезарное её декольте.
   Пили чай до полного изнеможения, обнуляли горести и невзгоды сушками да баранками. Не считали их, не делили, как девочка-крохоборка Женя из сказки "Цветик-семицветик": две баранки с тмином папе, две баранки с маком маме, две баранки с сахаром себе и одну маленькую розовую для братца Павлика. Это какую такую розовую, разве такие бывают? И почему это маленькую и всего одну?
   Конечно, в детстве больше всего хотелось именно розовой баранки, а не какой-то там непонятной тминной. Но розовые баранки, как и цветики-семицветики, водились в то время только в Москве.
   В Москве все дети пили чай с бубликами и брынзой. Так думал, одиноко лёжа вечером на песке Дениска из самого первого своего рассказа. Да, были и бублики тоже. Бублик ещё больше баранки, ещё мягче, но одновременно упругий, плотный, непохожий на всех. Я бы с брынзой не стала - с нелюбимой в детстве резкой и белоснежной брынзой. Не стала бы портить. Я бы взяла бублик просто так, безо всего; так удобно в руку, как все мы брали когда-то.
   Бублик был похож на самую легко усваиваемую в мире букву О, превращался постепенно в букву С, превращался в дырку от самого себя, превращался в чувство, что жизнь прекрасна.
   А самый большой и мягкий был калач. Вот его резали, мазали всем подряд - и московское купечество, и русская классическая литература, и совершенно не купеческие и не классические мы.
   Есть ли среди нас такие, кто ни разу за всю свою прекрасную жизнь не попробовал хоть раз эти четыре дырчатых хлеба? Не должно быть таких. Сушка, баранка, бублик, калач -  четыре разновеликих колеса телеги, которая однажды куда-нибудь да вывезет. И только вёрсты полосаты попадаются одне, и неиссякаемо лучезарно декольте купчихи Кустодиевой.

Комментариев нет:

Отправить комментарий