Дружила я, как водится, с младшей, но когда в комнату входила старшая, начиналась другая жизнь. И я тоже как будто становилась другая.
Однажды весной их таинственный пятый или шестой класс ходил в поход далеко и серьёзно - чуть ли не на целый день, и старшая сестра принесла из того похода...нет, не нам специально принесла, а принесла вообще, но благоговели-то мы. О, принесла старшая сестра собственными руками добытый берёзовый сок, испачканные в золе и саже холодные картофелины и маленькие, совсем юные листочки. Кислые. Знаю, это щавель. ЩавЕль - между делом, но очень многозначительно сказала старшая сестра. И с тех пор у меня на всю жизнь щавель стал щавЕль.
А мутный и довольно безвкусный берёзовый сок был нам волшебной водой - и мы пили как приобщались. На картофелины я просто посмотрела с уважением - это ведь надо было так испечь! Даже у нашего физрука в мучительном пионерлагерном походе не получалось так черно и гладко.
И пока мы пили сок и ели траву, старшая сестра нам рассказывала очередное житейское и значительное. Это был из чего-то другого сделанный человек, не как все вокруг - сложнее, многослойнее, не вовлечённый в общую суету. По типу как принц Флоризель, которого нельзя никуда пригласить и ни за чем нельзя послать: он сам посылает и сам себя приглашает. И выглядит это так, как будто иначе и быть не может.
Младшая тоже была оригинальной личностью, но очень любила обижаться по любому бесповоду, а потом дуться в углу и каменно молчать на все расспросы: что случилось? скажи, из-за чего, я правда не знаю! ну, скажи...
Это так утомляет.
Через некоторое время я поняла: пока младшая с упоением дуется и на контакт не идёт, я могу свободно и непринуждённо общаться со старшей. Вернее, слушать, затаив дыхание, все её личные мнения, интересную её речь.
Младшая, вдоволь наобижавшись в уединении, очень скоро приходила к нам как ни в чём не бывало. Я так ни разу и не узнала, в чём была причина её великих обид. Но большую часть времени мы жили дружно: кормили аквариумных рыбок, слушали пластинки, ели сухое молоко и запивали его водой...
Однажды старшая сестра пришла к нам в комнату не одна, а с целой страницей из журнала - настолько яркой и глянцевой, что сомневаться в её иноземном происхождении не приходилось. Страница была сложена в несколько раз - так, чтобы влезла в узкий почтовый конверт из белой гладкой бумаги. Оказалось, что старшая сестра получила письмо от девочки из ГДР (тогда все переписывались с девочками из ГДР, Польши и Болгарии), а там...
Само по себе получение такого письма с нездешними марками и печатями было чудом, посланием из параллельного мира, а если ещё там...
Неторопливо развернулась большая и яркая страница перед нашими глазами, а там...
Но мне нужно немного отдышаться, глотнуть воды, чтобы успокоиться и взять в руки свою память.
Одним словом, там улыбался в полный рост музыкальный дуэт "Modern Talking"!!! Неразлучные блондин и брюнет нашего детства. "Современный разговор", если по-русски. Но мы не хотели по-русски в те редкие минуты, когда показывали по телевизору волосатую, позитивную и очень эстетично оформленную музыкальную пару.
На переднем плане сладкозвучно пел, глубоко заглядывая прямо в душу подведёнными своими глазами, изящный Томас Андерс. Волосы у него были кудрявые, небрежные и временами до пояса - как придворный парик восемнадцатого века, только настоящие. На шее, поверх элегантной чёрной рубашки, матово блестела подвеска-оберег по имени NORA - чтобы поклонницы на всякий случай имели ввиду: Нора уже есть, просьба не беспокоить.
Мы в ту пору ещё не достигли возраста слёз и грёз, Нора нас не особенно волновала, пусть будет на здоровье. А смотреть на красивую картинку было приятно и удивительно: как это так выходит - если белый верх-чёрный низ, то получается школа, а если наоборот - непринуждённость и стиль.
За спиной изящного брюнета Томаса Андерса энергично работал монументальный блондин Дитер Болен. Был он лет на десять старше Томаса, но выглядел его ровесником - в том числе из-за своей несокрушимой жизнерадостности: улыбался Дитер Болен без перерыва и очень эмоционально (а главное, уверенно) делал вид, что играет на электрогитаре. Одет он был чаще всего в спортивный костюм "Adidas", и камера время от времени ненавязчиво демонстрировала вышитый на груди куртки фирменный трилистник. Но мы тогда и представить себе не могли, что так может выглядеть спортивная одежда, и тем более ничего не знали мы о рекламе.
И долгое ещё время после того, как знаменитый дуэт распался, на просторах нашей страны, до которой все новости тогда доходили в замедленном темпе, продолжали крутить без устали то "Cheri Cheri Lady", то "You're My Heart, You're My Soul", или "Geronimo's Cadillac" и, разумеется "Brother Louie". Даже придумывали не близкие к тексту перепевки на русском языке про братца Луи, хлеб и соль, но мне почему-то слушать их было неловко. Не хватало Норы, костюма "Adidas", иноземных тех улыбок.
И вот когда старшая сестра разворачивала улыбающийся глянцевый лист, руки её не дрожали от избытка чувств, она не бросилась целовать, прижимать к сердцу и прятать на ночь под подушку заветную, такую редкую в наших краях бумагу. Ненавидеть Нору, основательно припавшую к популярной певучей груди, тоже не стала. С большим достоинством она приколола блестящий дуэт над письменным столом канцелярскими кнопками - как будто по другому и быть не может. Как будто сама себя пригласила.
Это был один из самых современных разговоров всей моей жизни. Ещё не очень явно, но всё-таки давший мне понять, что можно и кнопками приколоть, и очень крепко. А когда придёт время - исключиться по собственному желанию, ведь будут в жизни и другие письма, другие яркие листы... Но я навсегда сохраню в своей памяти спасибо контрастному дуэту за то, что был подарком - светлым и жизнерадостным. И моё счастливое детство не нуждается ни в каких перепевках.
Комментариев нет:
Отправить комментарий