Новосибирск, детство в СССР, Пушкин, студенты, филологи, путешествие в Крым, школа, литература,праздники, личность, Сибирь, воспоминания

О литературе и жизни - со вкусом

Блог Ирины Васильевой из Новосибирска

среда, 26 июля 2017 г.

"Заблудившийся трамвай"

 

   В поздние школьные, а потом также и в студенческие годы я считала поэта Николая Гумилёва фоном, ладно скроенной, крепко сшитой декорацией в глубине сцены. Спектакль он безусловно оформляет, в создании особой атмосферы участвует, но на переднем плане играют свои главные роли совсем другие лица, другие имена. Видят будущее, трагически переживают настоящее, испытывают самые сильные человеческие чувства, взрываются фейерверком в ночном небе - те, другие, которые уже в двадцать лет блистательные поэты на века.
   Прямо там, на сцене, они и умирают, и горлом кровь, и сердце наизнанку. И уносят их со сцены, прямо на глазах у ничего не понимающего зрителя. Вот они - да, казалось мне. А Гумилёв? Что Гумилёв? Решительно не нравились мне его конквистадоры и лилии. Словосочетание "цех поэтов" пробивало в моём слуховом поле дыру, зияющую рану. Цех поэтов своим лязгом и стуком пугал моё неокрепшее вдохновение, и я решила пока поберечь уши.
   Хорошо, что время идёт. Постепенно я повзрослела. Поумнела - если не мозгами, то уж сердцем наверняка. Теперь я понимаю, что каждому своё, каждому идти по своей орбите - кому-то со скоростью света, кому-то со скоростью тьмы. И что успеть не дано никому, просто у одних получается больше, у других меньше в отведённый им кусок времени. И не человеческая в том вина. Но за то, что мог бы, но не успел сделать поэт Гумилёв, обиднее больше всех. Он так готов был успеть, что просто дух захватывает. Но почему-то его не пустили успеть.
                    Вывеска… кровью налитые буквы
                    Гласят — зеленная, — знаю, тут
                    Вместо капусты и вместо брюквы
                    Мёртвые головы продают.

                    В красной рубашке, с лицом, как вымя,
                    Голову срезал палач и мне,
                    Она лежала вместе с другими
                    Здесь, в ящике скользком, на самом дне.
   Одно из самых любимых моих стихотворений, которое не надоедает вот уже много лет, которое я готова читать и слушать в любое время года или суток - два или три раза подряд - и так же сильны и свежи мои чувства - "Заблудившийся трамвай" Николая Степановича Гумилёва.

понедельник, 24 июля 2017 г.

Тот самый Робин

Гуд
   Однажды летом все мальчики нашего двора сделали себе луки, стрелы и стали играть в благородных. Но с уклоном. Благородными разбойниками захотели они стать - в едином порыве. Некоторые лихие девочки тоже смастерили себе луки, но у них плохо получилось - и форма, и содержание, и участие. И правильно. Девочки не созданы для битвы, девочки созданы для любви. А любовь была. И какая! Поголовная была любовь.
   На всех экранах страны бежал в то памятное лето по лесу, обгоняя оленя, метко целился и всегда попадал, небрежно откидывал капюшон и боролся со всякой несправедливостью очень красивый и очень ловкий Робин Гуд. Шервудский, настоящий.
   На его фоне Робин Гуд отечественный, возрастной и бородатый, смотрелся грубоватым изделием советской тяжёлой промышленности. И весь фильм про него был настолько вопиющее не то, неповоротливое и бутафорское. Время от времени в него вклинивались инородным телом, несовместимым понятием баллады Владимира Высоцкого. И те стихи были настолько явно лучше разыгранного на экране средневековья, что стрела просто не могла, не имела права попасть в моё сердце, раз и навсегда отделив битву от любви.
   Тот самый Робин, лесной брюнет со знаком качества, совершал свои подвиги под музыку ирландской группы "Clannad". И хоть мы, младшие школьники того самого первого летнего показа, не знали всех этих подробностей, названий и фамилий, но зато чувствовали безупречно - как подснежник весну, как птица небо, как зверь тропу. Так надо, так будет, так должно быть. Каждая новая серия только обостряла шестое чувство до невыносимого состояния, и в этом была вся жизнь.

суббота, 22 июля 2017 г.

Душить трагедией

Хочется воспеть
   Здесь вечерами бывает очень тихо, и воздух, прохладный - вплоть до тумана - пахнет травами, домом и дымом, лёгким миром и простым понятным словом. Петух уснул, не в силах больше кукарекать; собака знает, но молчит. Малина собирается зреть тайно. Только я ничего не знаю и не сплю.
   Надо мной в небе царит сплошной Пифагор - там три видимые мне звезды, как ещё не доказанные вершины А,В и С; там мысленно проведена гипотенуза в сто парсеков длиной; там её квадрат, всегда равный сумме.
   День окончен, как школа. И я опять ничего не знаю. Я не гений, не потомок негров безобразный и не Александр, но есть один параметр, по которому я подхожу.
                                  Но я плоды моих мечтаний
                                  И гармонических затей
                                  Читаю только старой няне,
                                  Подруге юности моей,
                                  Да после скучного обеда
                                  Ко мне забредшего соседа,
                                  Поймав нежданно за полу,
                                  Душу трагедией в углу,
                                  Или (но это кроме шуток),
                                  Тоской и рифмами томим,
                                  Бродя над озером моим,
                                  Пугаю стадо диких уток:
                                  Вняв пенью сладкозвучных строф,
                                  Они слетают с берегов.
   Ни старой няни нет у меня, ни забредшего соседа, ни утиного озера. Одна лишь трагедия и угол. Трагедия под прямым углом. Мне говорят: всё, что берёт за душу - хорошо. А я в ответ: иногда не хорошо, иногда это трагедия. А мне: посмотри, тут искренние порывы. Но я уже никуда не могу смотреть, я задушена трагедией, и у меня нет слов.
   Я не могу ничего доказать, пусть Пифагор доказывает. Я ничего не знаю, ведь я не Пушкин.

четверг, 20 июля 2017 г.

Как ты оцениваешь эту кошку?

Что-то есть
- Как ты оцениваешь эту кошку? - спросила я Эвелину.
   Это кошка довольно древняя, времён ещё художественной школы. И мне очень нравится её жизненное выражение лица, и расплывчатая розовая подушечка на расслабленной лапе - не подушечка, а намёк, как всё в этом звере. Как он сам по себе, но такой пушистый - и в древние неумелые времена, и в новые модернизированные - такой пушистый, как будто готов принадлежать. Если не целому хозяину, то хотя бы его руке. Как будто готов любить эту ладошку, молчаливо, но явственно раздражаясь, когда она пытается прижать к полу опять чем-то недовольный хвост. Он вырвется всё равно, он выкрутится. Но намёк на любовь останется. У него - сердце зверя, у тебя - зверь в сердце. Ну и как ты оцениваешь?
 - Как пережиток прошлого, - ответила Эвелина. - Но если ты хочешь её сфотографировать - фотографируй.
   Обычно моя дочь безжалостна к своим старым работам. Но в кошке, видимо, что-то есть. В кошке всегда что-то есть.

вторник, 18 июля 2017 г.

В надежде на "четвёрку"

   Когда-то, на заре туманной юности, я учила школьной русской литературе один седьмой класс. Класс литературу усваивал неважно, читать по-доброму не хотел, а по-злому я тогда ещё не умела, потому что не знала жизни. И теперь тем более не умею, потому что жизнь в общих чертах знаю.
   Одного из класса звали Вазир. Лет ему было приблизительно на два больше, чем положено семикласснику, и, по канонам своего племени, он, видимо, уже считался не мальчиком, а воином.
   Были у Вазира густые чёрные кудри, жгучие выразительные глаза, усы и рост выше меня. А воевал Вазир за "четвёрку" по литературе - тихо, но очень настойчиво.
   Читать он ничего не читал, наравне с остальными (а может, и не умел хорошенько по-русски), но каждый божий урок - перед ним или после - он вырастал перед моим учительским столом, смотрел печально и твёрдо. Потом говорил, тихо шевеля усами.
 - Ирина Владимировна, пожалуйста. Поставьте мне "четвёрку".
Дело чести у него было такое, что ли?
   Я, по канонам своего племени, поставить Вазиру "четвёрку" никак не могла. И это было делом не только моей чести, но также ума и совести. Положение моё было не из простых. Потому что строгая бывалая завуч предупредила ещё в сентябре: "двоек" у тебя за четверть быть не должно. Как? А вот так. В любой непонятной ситуации рисуй "тройку", а потом ложись спать.
   Какое там спать? Вечером, проверив дома очередную пачку семиклассных сочинений, я рыдала от отчаянья. Жизни не знала. Не знала, что пройдёт и это. И вон то, и всё. Кроме Вазира.

воскресенье, 16 июля 2017 г.

"Выше Радуги"

   Из всего радужного семейства мне наиболее ярко светил папа. И тогда, и теперь. Он был Боярский, но при этом не мушкетёр. Диалоги с его участием полностью семицветны. Как явление природы, которое хочется наблюдать в свежем после дождя мире.
   Папа был талантливый, беспомощный в быту, вечно и мнимо больной. В детстве я особенно любила лечебно-профилактическое:
 - Для чего ты выпил анальгин? У тебя что, болит голова?
 - Нет, но может заболеть. Болезнь легче предупредить, чем лечить.
 - В таком случае выпей хину.
 - Зачем?
 - Но вдруг когда-нибудь ты заболеешь малярией.
 - Правильно!
 - А теперь прими цианистый калий.
 - Зачем?
 - Всё равно ты когда-нибудь умрёшь.
 - Исключено! Весь я не умру.
И радужный папа целует радужную маму. И верно, весь он не умрёт. Ведь папа пишет музыку, прямо в домашних условиях, превозмогая больное горло и субфебрильную температуру.
   А теперь мне нравится, как он отчитывает за утренним столом своего сына-поэта за "двойки" по физкультуре.
 - Я не ленюсь, - не сдаётся сын. - Просто спорт и искусство несовместимы.
При этом мальчик выглядит отменно сложенным, у него просто на лбу написаны занятия бальными танцами, гимнастикой, плаваньем и обязательно какой-нибудь борьбой. Но это магия фильма. В нём всё не так, в нём всё кажется.

пятница, 14 июля 2017 г.

В середине

    
                          В середине лета, как полный нуль,
                          Ты стоишь, предвкушая своё начало.
                          Над тобой неспешно взошёл июль,
                          И дождю и солнцу в нём места мало.

                          Ровно в шесть, как в сказке, вскричит петух,
                          И настанет утро - других не хуже.
                          Выбираешь дело - одно из двух.
                          Говоришь внутри, а живёшь снаружи.

                          И живёшь, и льётся прямая речь...
                          А вокруг происходит на белом свете
                          То ли детский мяч, то ли детский меч,
                          То ли дети вовсе уже не дети.

                          То ли ночь такая, других темней,
                          То ли смех, то ли медленный бег по кругу.
                          Ты стоишь в июле в один из дней,
                          И твоей голове не пора ли к югу?

                          Ты стоишь в июле, как шесть утра,
                          Предвкушая дождь или солнце снова,
                          Как прямая речь, как своя игра,
                          Как большая буква в начале слова...

среда, 12 июля 2017 г.

Композиция лета

Лето красное пропело
   Когда в жарком городе сделалось невыносимо, и я решила: давно пора на свежий воздух, на июль-самый жаркий месяц сибирского года - вот именно в этот момент первая часть Марлезонского балета и закончилась, и градусов тепла резко стало восемнадцать. А природа, равнодушная, как завещал великий Пушкин, аристократически сдержанная и бесстрастная, вдруг дала волю чувствам и забилась в истерике: дождь! нет, лучше солнце! хочу снова ливень, да посильнее! довольно, пусть всегда будет солнце! а теперь ещё дождя, я сказала! Успеет или не успеет мой верный гасконец? Да где же они, наконец, эти злосчастные алмазные подвески?! Вторая часть Марлезонского балета.
   Когда небо почернело в третий раз за полдня, и хлынул очередной очень сильный и очень холодный дождь, я не смогла больше этого выносить и решила сделать фотографию на память: капли на стекле красиво, а за стеклом - сумрак, как тихий ужас. Полный июль.
 - Дай-ка лучше я сфотографирую, - сказала Эвелина в куртке. - А то ты сейчас с композицией обязательно что-нибудь накосячишь.
 - Не дерзи, - ответила я, проглотив последний чай. - В главной своей композиции я хорошо разбираюсь. Видишь, какие у меня стройные получаются тексты - как лебеди. Такие же верные, такие же грациозные, такие же чёрные и белые. Так же собираются они в стаю, так же летят в другие края, когда приходят холодные времена.

понедельник, 10 июля 2017 г.

Свирепая зелень

   Поэт Эдуард Багрицкий описал наступление весны с помощью яркого, запоминающегося эпитета:
                        И вот из коряг,
                        Из камней и расселин
                        Пошла в наступленье
                        Свирепая зелень...
Как это верно, свежо. Как это единственно возможно.
   Но я познала зелёную свирепость во всей красе задолго до знакомства с поэтом Багрицким. В тот далёкий день неясного года, когда электричка, полная людей и жёстких блестящих лакированный сидений, выгрузила мою бледную городскую немощь на бабушкином трёхпутном разъезде.
   Шумела лесополоса, отделяющая свой мир от чужого. Кричал петух, отделяющий то время от этого. Мои оранжевые сандалии ступали по тропинке осторожно, чтобы не попасть ненароком в деревенский символизм. Чужая трава путалась у меня под ногами.
   Вот и колонка с ледяной водой, вот куст черёмухи, вот тишина и зной, вот сумрачные сени с большими сапогами в углу. Вот я переоделась в другое, но сама ещё не другая, ещё не привыкла. И в летней кухне весёлого цвета сейчас начнётся полное приобщение.
   Баба Тася постаралась к нашему приезду, и я вижу полный тазик пирожков с картошкой - каждый высотой, как трава на дальней станции - мне по пояс. Это я люблю, но до пирожков ещё нужно дожить. Потому что первым делом баба Тася ставит передо мной полную тарелку окрошки. Вот она, свирепая зелень моих прекрасных лет! В тихом озере домашнего кваса плывёт поверху, как шуба с барского плеча набирающего силу лета, мехом наружу плывёт щедро порезанный зелёный лук, измельчённые рога укропа...

суббота, 8 июля 2017 г.

Оставайся сама собой

 

    - Ты только никому не говори, - сразу предупредила Эвелина. - Не порочь моё доброе имя. Я сегодня решила вспомнить дух того времени, своего дошкольного детства, и посмотрела несколько серий из "Не родись красивой". И теперь мне ужасно стыдно за содеянное. Никому не говори и особенно ничего не пиши.
   Личность и её тайны должны быть строжайше неприкосновенны - это закон. "Будь спокойна, - следовало ответить мне. - Ни одной живой душе в мире не расскажу я о том, что ты, пусть краем глаза, но всё-таки смотрела историю любви искренней, но некрасивой секретарши Кати к неискреннему, но красивому боссу её Андрею Палычу.
Но я сказала так:
    - Вот ты знаешь такого английского писателя - Лоуренса Даррелла? Читала что-нибудь из его творчества? И я нет, его читал только узкий английский круг. Зато весь мир знает о том, что он Ларри - старший брат Джеральда Даррелла. Знай, что после выхода в свет книги "Моя семья и другие животные" брат Ларри грозился подать в суд на брата Джерри за ущерб, нанесённый братом Джерри его писательскому облику. А если бы брат Джерри испугался и послушался? Если бы он прислушался к личности и больше никому ничего не говорил и особенно ни о чём не писал? Как бы сразу обеднел и побледнел наш мир!
 - Это ты сейчас мне так намекаешь? - подозрительно спросила Эвелина. - Но мне же очень стыдно!
   И я почувствовала себя на краткий миг Джеральдом Дарреллом накануне очередной книги.
 - Что такое стыдно? - ответила я. - Почему стыдно? И главное - перед кем? Ты забыла разве? Оставайся такой как есть, оставайся сама собой.

четверг, 6 июля 2017 г.

Паустовский


   Паустовского я прописываю себе сама, как лучшее, испытанное средство. Никуда и ни к кому не обращаюсь, занимаюсь самолечением, и случаи передозировки мне неизвестны. Во мне никак не проходит дождь - и я прописываю себе Паустовского. Мой хронический дождь, который просмотрели, не удалили в детстве, привязав за руки и за ноги ремнями к страшному жёсткому креслу. Кровь хлынула бы из меня, как дождь. Дождь за окном пролился бы на людей всей моей кровью.
   Но меня упустили, забыли, не внесли в список, не поставили на учёт. А потом прошли все сроки. С тех пор я брожу в себе, как в дожде, а в дожде - как в себе. Грею руки подмышками, набираю полную обувь, прислоняюсь к Паустовскому на углу - передышать очередной приступ. Он помогает. Он сочинил из меня читателя в давние годы - где мальчик несёт, укутав рваной курткой, обгоревшего на лесном пожаре зайца. Заяц плакал - и я плакала. Заяц тихо дрожал - и я дрожала тихо. Заяц молчал - молчала и я.
  И с тех самых пор его след во мне - бежит заяц, дрожит заяц, молчит заяц. И теперь я тоже придумываю своего читателя, бродя в себе, как в дожде, как в хроническом, запущенном моём дожде, с которым живу, потому что с этим живут.
   Но сначала нужно как следует ничего не понять.

вторник, 4 июля 2017 г.

Он пах земляникой


- Поздравляю, - сказала моя дочь. - Ты уже начала еду фотографировать.
Интонационно это прозвучало как речь Александры из фильма "Москва слезам не верит". Все, конечно, помнят.
 - Он кто?
 - Слесарь.
 - Откуда?
 - Из электрички.
 - Поздравляю. Ты уже в транспорте начала знакомиться.
   В наши дни такой диалог невозможен, он морально устарел. Кто теперь знакомится в транспорте? Все уже давно знакомятся в интернете. Сидят в одном вагоне метро и знакомятся в интернете. Кому Гога выпадет с самоваром, кому самовар без Гоги... Только при чём тут еда?
   Я не отрицаю, когда люди фотографируют еду. Просто с кем-то это занятие сочетается, а с кем-то нет. Со мной не сочетается. Я так и сказала Эвелине: главная моя деятельность заключается в написанном, а фотография еды в данном случае просто подтверждает: был в моей судьбе такой пирог. И пах он земляникой.
   "Он пах земляникой", - говорит пионервожатый Иван Николаевич из любимого с детства фильма "Завтрак на траве". Только что он в компании двух девушек этот пирог съел, и теперь счастливо отдувается в халате, потому что одна из девушек любимая, а за окном шумит летний дождь. И раньше, до этого дождя, любимая девушка ходила с таким лицом, будто сию минуту собирается фотографироваться на комсомольский билет, а теперь смотрит задумчиво, ласково. Нет, говорит, он пах черникой. Лесом, дождём. И чем-то ещё. Чем? Я не знаю. И красивая подруга улыбается понимающе. И вся-то жизнь впереди у двадцатилетнего Ивана Николаевича.

воскресенье, 2 июля 2017 г.

ЯРоссия

   В самом центре нашего города стоит ЯРоссия. Такие стенды на металлических ножках, целый длинный ряд стендов. С обеих сторон у них - фотографии, на фотографиях - женские и мужские лица, а ниже указан род занятий этих лиц. Они-то сегодня ЯРоссия и есть, во всей своей красе и неимоверной правде.
   Женщины на фотографиях в основном были молодыми блондинками с очень яркими губами и томными глазами. Одна из них была руководитель. Коротко и ясно. Только не указано, чего именно. Чем ЯРоссия приказала, тем, видимо, и руководит. И зачем вам ещё какие-то подробности?
   Вторая из блондинок была директор, и снова без уточнения - над чем директор, собственно говоря? Может, школы, а может, фирмы. Может вообще, финансовый. Какая разница, правда? Звучит гордо - и ладно.
   Третья блондинка, по мнению ЯРоссии, была студент.

   А брюнетка на другой фотографии была уже почему-то студенткой. Вывод: хочешь быть своего пола - перекрашивайся. А если свободная личность не хочет перекрашиваться? Значит, она пёстрая смесь - певица, художник.
   Но вообще-то я в жизни такого ещё не встречала - чтобы одновременно певица и художница. То есть певец и художник... То есть певица и художник... Певец и художница... ЯРоссия, это действительно трудно вот так сразу взять и осознать, пойми.